Операция «Шедевр» - [16]

Taylor’s Bar and Grille представлял собой спортивный бар в пригородном торговом комплексе рядом с заброшенным ипподромом Garden State Race Track. Не самое роскошное место, но народу там было полно. Я пробился к бару, взял себе второе пиво за вечер и нашел столик. Денис и еще один наш сотрудник пошли в буфет, и вскоре мой напарник уже болтал с миловидной девушкой по имени Памела. Я чувствовал себя пятым колесом в телеге.

Денис по-прежнему танцевал с Памелой, а была половина десятого. Я сильно опаздывал домой, поэтому отвел друга в сторонку и сказал:

— Слушай, мне пора. Ты готов?

— Давай не сейчас, — ответил он и показал глазами на Памелу. — Если все получится, меня вообще не надо будет подвозить. Я пока не уверен, поэтому побудь рядом…

Это продолжалось еще час. Денис развлекался, танцевал, пил с Памелой текилу. Потом он принес мне еще пива и усмехнулся. Я посмотрел на него, как будто говоря: «Все, хватит». Примерно в одиннадцать мое терпение лопнуло. Я взял наши пальто и под руку повел Дениса с танцпола к машине. Он не сопротивлялся.

От бара до нужного нам шоссе рядом с ипподромом всего сотня метров, но это юг Нью-Джерси: сплошные развязки, характерные бетонные барьеры и никаких левых поворотов. В результате мне пришлось ехать в противоположном направлении и несколько раз свернуть направо. Когда мы добрались до нужного перекрестка, Денис уже спал. Я притормозил, и тут меня ослепил яркий белый свет в зеркале заднего вида.

У въезда на развязку был бетонный бордюр, направляющий движение вправо. Из-за вспышки я его не заметил, машина налетела на него со скоростью примерно шестьдесят километров в час, руль резко дернуло, и я его на мгновение выпустил. Когда снова схватил его и попытался вырулить, машина уже не реагировала. Мы оказались в воздухе.

Машина приземлилась прямо у края кольца, врезалась во внутренний овал, потом ее занесло вправо и перевернуло. Крыша ударила меня по голове, и я провалился во тьму.

В отделении травматологии Университетской больницы Купера нас с Денисом положили в одну палату. Женщина-хирург взяла кровь из плеча и спросила, пил ли я спиртное. Она объяснила, что говорить нужно только правду, так как сейчас мне будут вводить обезболивающее. Я вспомнил, что первое пиво выпил в The Pub вскоре после обеда, и ответил:

— Да, четыре или пять порций пива за восемь часов.

Она кивнула.

Я посмотрел на Дениса. На щеке у него было много крови, но выглядел он не очень плохо. Поймав мой взгляд, он пробормотал:

— Со мной все будет в порядке?

Этого я не знал, но заверил:

— Все хорошо, напарник. Ты поправишься.

Дениса увезли.

Потом медсестра сообщила, что у меня перелом четырех ребер, сотрясение и пробито легкое. Врачи сделали торакотомию: разрезали грудную клетку и вставили в поврежденное легкое трубку, чтобы вывести жидкость. Примерно через час я уже лежал в палате. Вокруг стояли медсестры, врач и мой начальник из ФБР. Я спросил про Дениса, и мне сказали, что он все еще в операционной.

— Вам повезло, ребята, — сказал доктор. — Угрозы для жизни нет. — Он показал на кровать рядом со мной. — Ваш друг скоро вернется.

Под действием лекарств я отключился.

Проснулся через три часа от яркого зимнего солнца. В голове был туман, мысли путались, тело ныло. Рукой я нащупал застрявшие в волосах маленькие осколки лобового стекла, а справа — шишку размером с грецкий орех. Потом я увидел, что у входа одна из медсестер беседует с моей женой и женщиной из ФБР. Донна посмотрела на меня воспаленными голубыми глазами и нервно улыбнулась. Соседняя койка была пуста.

Я поморщился и выговорил:

— Где Денис?

Женщины посмотрели в пол.

— Где Денис?

— Не здесь, — ответила медсестра.

— А когда его привезут? Он все еще в операционной?

Сестра замялась, и вперед вышла наша сотрудница.

— Денис не справился. Он мертв.

— Что… как?..

Моя грудь горела. Горло стиснуло. Я закашлялся, и медсестра подалась ко мне. Они ведь сказали, что он поправится! Разве врач не так говорил? «Травмы совместимы с жизнью». Да, именно так. «Угрозы для жизни нет».

Донна подошла к койке, обняла меня, и мы разрыдались.

— У него был разрыв аорты, — мягко сообщила сестра. — Его привезли после операции, но в четыре утра лопнул сосуд. Мы не смогли остановить кровотечение.

Я несколько секунд молча смотрел ей в глаза. Наверное, она почувствовала, что нужно заполнить тишину, и добавила:

— Это часто бывает при таких авариях.

Наверное, она хотела меня утешить. Я почувствовал опустошенность.

Я еще восемь дней лежал в больнице, пытаясь подавить в себе боль. Дениса похоронили без меня. Коллеги звонили и обо всем рассказывали, но я не мог сосредоточиться. Я думал о родных Дениса.

Перед выпиской ко мне пришел психиатр. Я не помню того разговора, но потом, годы спустя, нашел записи: «Пациент испытывает чувство вины, страдание, досаду и унижение. Он ощущает твердую поддержку жены, персонала больницы, сослуживцев и начальства… Острое посттравматическое стрессовое расстройство… Сильное горе».

А еще через несколько дней мне в палату позвонила репортерша и попросила прокомментировать расследование и результаты теста на наличие алкоголя в крови.