Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы - [4]

Мой принцип – использовать небольшое число первоклассных агентов, пусть высокооплачиваемых, но действительно пригодных для нашей работы. Использование слишком большого числа внештатных сотрудников чревато утечками информации и болтовней. Позже я оглашу свои требования, касающиеся ваших личных отношений с внештатным персоналом, особенно с женщинами, и распорядок контактов с внештатным персоналом в данном здании. Пожалуйста, ознакомьтесь с ними очень внимательно.

Прошу принять к сведению, что метод «провокаций», практиковавшийся гауптманом Клеебахером, отныне применяться не будет. Я хорошо понимаю, что умелый и бессовестный провокатор может запутать любого порядочного голландца, заставив его работать на союзную разведку, и тем самым навлечь на него репрессии со стороны оккупационных властей. В соответствии с директивой берлинского отдела абвера IIIF катастрофически запрещаю такие методы. Будьте любезны, считайте себя предупрежденными в данном отношении.

Теперь еще один принципиальный вопрос. При поиске следов тайной вражеской деятельности порой происходит раскрытие уголовных преступлений. Но, в отличие от ЗИПО, это совершенно не наше дело. Единственная наша цель и задача – выявление тайных планов и связей лондонской разведки, причем таким образом, чтобы мы могли обмануть ее и предотвратить зловещие начинания врага. Благодаря этому мы можем получить важную информацию для нашего Верховного командования, и с этой целью порой следует позволять вражеским агентам и организациям какое-то время работать спокойно, при условии, что мы верно распознали их и в достаточной степени контролируем. Аресты, обыски, реквизиции и любые другие полицейские операции – это работа ЗИПО. Мы – не криминалисты и не детективы, мы – не судьи и не палачи. Наш долг как офицеров абвера – предотвращать преступления, а не наказывать за них. Кроме того, помните, что человек, приговоренный в законном порядке, в моральном плане все равно может стоять на голову выше своих судей.

В случае вооруженного сопротивления разумно и своевременно пользуйтесь своим оружием – но опять же, помните, что безоружный противник перестает быть врагом, оставаясь лишь человеком, чье единственное преступление – такая же любовь к своей стране, которую испытываем мы с вами.

На сегодня это все, помимо объявления, что наш шеф, адмирал Канарис, к концу августа собирается прибыть в наш Act с инспекцией. Надеюсь, у нас появится возможность обсудить с ним ситуацию в голландском IIIF. Господин Вурр, задержитесь, пожалуйста. Благодарю вас, господа.

Кресла заскрипели, и после прощальных слов тяжелая дверь закрылась за последним сотрудником.

– Сигарету?

– Спасибо, господин майор, я курю сигары. Не хотите ли отведать мою? – И Вурр достал огромный портсигар.

– Спасибо большое.

Некоторое время мы курили молча. Прошлым вечером наш интересный разговор в офицерском собрании был прерван появлением оберста Хофвальда. Вурр, проведя несколько недель в Гааге, с поразительной легкостью пробрался за кулисы местной жизни. Один дьявол знает, откуда он добывал все придворные сплетни о рейхскомисcape, главнокомандующем Раутере, но в самом деле был отлично информирован.

Сейчас мы перешли к разговору о двух дамах из местного общества по фамилии П., которые играли немаловажную роль при «дворе» рейхскомиссара.

– Подтверждено ли, – спросил я, – что сам П. находится в Лондоне и работает на голландское правительство в изгнании?

– Отдел иностранной цензуры в Париже пришел к такому выводу из писем к фрау П. от мадридских друзей. Более того, я думаю, что фрау П., вероятно, работает на ЗИПО или на СД, следя за рейхскомиссаром и его окружением. Поскольку обе эти дамы отличаются как нещепетильностью методов, так и широким кругом друзей, они, несомненно, превосходно осведомлены. Близорукая и небрежная эксплуатация их связей не очень-то красит СД. Но в любом случае они – не секретные агенты союзников.

– Я бы скорее сказал – пока не секретные агенты. И по связям, и по темпераменту обе дамы отлично для этой работы подходят…

Неожиданно к дому подкатили две серые открытые армейские машины, и мы увидели, как из их одинаковых дверей одновременно выпрыгнули два одинаковых молодых офицера. Картина была столь поразительная, что мы с Вурром переглянулись и рассмеялись.

– Ну, если они такие же работники, как водители… – сказал Вурр.

– Попросите их войти, – велел я секретарше, которая открыла дверь, чтобы объявить о прибытии гостей.

Приветствия, процедура знакомства, обмен рукопожатиями. Двое руководителей отдела радиопеленгации чем-то походили на тренированных породистых псов, поскольку у них за плечами были десять лет суровой армейской службы и работы по специальности. Какой контраст с утомленной компанией скептических или циничных резервистов, только что покинувших кабинет! Однако времени на такие размышления не было – мы уже разложили перед собой карты.

Обер-лейтенант О., которого я знал в Париже, четко и ясно говорил за них обоих. О нем и его командах радиоперехвата, пеленгации и дешифровки говорили как о весьма перспективных специалистах. Сейчас он уже шесть недель занимался тщательным поиском вражеских радиопередатчиков в Голландии. Несколько недель назад немецкие станции радиоперехвата в Норвегии, Польше и южной Франции доложили, что из района Нидерландов только что начались коротковолновые передачи на Англию. Местонахождение передатчиков еще не было определено точно, но тип передач указывал на существование агентурной сети. Нерегулярные сеансы связи, их непродолжительность, быстрые ответы на вызов и прочие признаки – все говорило о том же самом.