Операция прикрытия - [15]

Странно, но сейчас Сталин не думал об изложенных в справке фактах, мысли его вновь вернулись к прошлогоднему письму врача кремлевской поликлиники Лидии Тимашук, В этом письме, которое легло на стол вождя в августе 1948 года, врач утверждала, что академик Виноградов неправильно лечил Жданова, который в результате этого неправильного лечения умер. Помнится, тогда товарищ Сталин презрительно сказал «Чепуха!», и письмо без каких-либо последствий ушло в архив. Сейчас Сталин напряженно размышлял, правильно ли он поступил. В последнее время вождь стал чувствовать себя значительно хуже Участились приступы гипертонии, все чаще болели голова и сердце. Было ли это только следствием возраста? Или его недомогания все-таки были следствием неправильного лечения?

Господи, никому нельзя верить! Единомышленники перегрызлись между собой. В свое время вождь приподнял и стал выделять среди других Вознесенского, Кузнецова и других ленинградцев, проявивших себя исключительно хорошо. Он их приблизил к себе, практически назвал своими преемниками, и что же? Их потянуло в сепаратизм. Решили противопоставить российскую всем остальным компартиям. Доклады Абакумова просто пугали. Выходило, что ленинградцы затеяли переворот в стране. Неудивительно, что всех их пришлось арестовать. А если сепаратизма не было? Если все это являлось тонкой игрой Маленкова и Хрущева, которые откровенно враждовали с ленинградцами? Рисковать, конечно, не стоило, судить ленинградцев просто необходимо, чтобы другим неповадно было играть во фракционность. Но и к Маленкову с Хрущевым необходимо было приглядеться повнимательнее. А заодно и к сдружившемуся с ними Берии. Похоже, вождь пригрел на своей груди гаденышей, которые, если верить оперативной информации, что поступает из Грузии, только и ждут его смерти, чтобы окончательно разделить власть между собой.

Сталин подошел к окну и долго разглядывал привычный и оттого немного унылый кремлевский пейзаж. Вернувшись к столу, он сел, вызвал Поскребышева и, едва тот появился в кабинете, хмуро буркнул:

— Машину!

— Звонил товарищ Берия, — бесстрастно сообщил Поскребышев. — Интересовался, свободны ли вы.

Сегодня вождю не хотелось никого видеть, тем более у него не было желания встречаться с Берией.

— Перебьется, — по-грузински пробормотал Сталин, а для Поскребышева уже тверже повторил по-русски: — Машину! Поеду на дачу.

Сидя в машине и не обращая внимания на привычные пейзажи московских улиц, по которым несся кортеж, Сталин продолжал раздумывать над природой неизвестных летательных аппаратов. В чудеса он не верил, следовательно, летательные аппараты нужно было отнести к средствам потенциального противника, а это уже обещало неприятности.

Холодная война была в разгаре. После того как Трумэн в Потсдаме объявил советскому вождю о создании американскими учеными бомбы невероятной мощи, Сталин сознавал, что надежды на мировое партнерство с американцами оказались напрасными. Он жалел о смерти Рузвельта, как только может жалеть расчетливый политик, видящий, как случай нарушает его казавшиеся надежными планы. Фултоновская речь Черчилля произвела на Сталина неприятное впечатление. Конечно, он не испытывал в отношении Черчилля особых надежд, ярый враг всегда остается врагом, такого даже антигитлеровская коалиция исправить не могла, а тем более сейчас, когда западный мир получил неожиданное преимущество перед Советами, а Рузвельта, который мог бы гарантировать равноправное партнерство и который Сталину определенно нравился своим разумным подходом к политическим реалиям жизни, не стало. Разумеется, Сталин предпринял определенные меры — гарантией безопасности его государства стала бомба советских физиков, но еще большей гарантией стал укрепляющийся Тихоокеанский флот и четырнадцатая десантная дивизия генерала Павловского, размещенная вблизи Берингова пролива и имевшая задачу оккупировать Аляску в случае агрессии американцев. Летательные аппараты, появившиеся в центре Союза, особенно если они являлись средствами доставки атомного вооружения, могли существенно нарушить установившийся паритет сил. А если они не принадлежали бывшим союзникам, то это тревожило еще больше. Неведомая угроза всегда опаснее той, которую ты себе хорошо представляешь и которой можешь оказать заранее спланированное сопротивление.

Сидя в машине, Сталин неожиданно подосадовал на то, что безрассудно поддался внезапному порыву и не встретился с Берией. Следовало выяснить, как обстояли дела по ядерному проекту. Хотя в последнее время Берия был неприятен Вождю, Сталин не мог не признавать высоких организаторских способностей этого человека. Прекрасно организовав разведывательную и научную работу, превратив эти далекие друг от друга понятия в единый сплав, Берия прекрасно справлялся с порученным ему делом. Сталин сентиментальностью не страдал, он расценивал человека по степени полезности его стране, полезному гражданину он прощал многое. Авиаконструктор Туполев открыто вел неблагонадежные беседы с сотрудниками. Сталин об этом знал, но резонно полагал, что польза от конструкторских разработок Туполева значительно больше, нежели вред от его разговоров. Поэтому к началу войны он только предпринял некоторые меры для того, чтобы изолировать Туполева и его научный коллектив от чужого внимания, но работать над созданием новых самолетов не помешал. Аналогично он относился и ко многим другим. Расчетливый ум грузинского крестьянина подсказывал Сталину линию поведения в каждом отдельном случае. Так он вытащил из тюрьмы создателя прямоточного паровозного котла профессора Рамзина, осужденного по процессу Промпартии, и распорядился обеспечить его условиями для работы. Более того, он наградил профессора Сталинской премией. Он четко рассчитал время: принимавший политику Сталина с нескрываемой иронией и неприязнью враг исчез, а вместо него появился человек, который отныне готов был пойти за вождя в. огонь и в воду.