Операция «Престол» - [12]

— Праздничный ужин и хорошее вино!

— Так еще не поздно, — усмехнулась Марина, — особенно если учесть, что в поезде я почти ничего не ела…

Анненков быстро оделся и вышел на кухню, где у него были приготовлены купленные по баснословной цене у официанта местного ресторана продукты.

Через пять минут стол был накрыт.

Алексей разлил вино по бокалам.

Марина подняла свой бокал и взглянула на Алексея каким-то странным взглядом. Обычно в нем сквозил интерес, чаще желание, но сейчас было нечто такое, что открылось только Марине, и чего не мог понимать Алексей.

Но самым удивительным было как раз то, что так оно и было.

А все дело было в том, что Марина впервые по-настоящему полюбила и смотрела на открывшийся ей совершенно по-новому мир совсем другими глазами.

И в этом новом мире не было уже ни расчета, ни желания устроиться, ни стремления к выгоде.

Более того, та жизнь, которой она жила до этого, со всеми этими дугинами и им подобными, показалась ей мелкой и ничтожной.

И она отдала бы сейчас все принадлежавшие ей побрякушки за то, чтобы навсегда остаться с Алексеем, в котором она интуитивно чувствовала совершенно другую, высшую породу.

Ее совершенно не интересовало, как он дошел до жизни такой, посокольку она хорошо знала, что означает в Советском Союзе иметь статус «бывшего».

Но она точно так же знала и то, что Алексей не способен ни на подлость, ни на предательство, чем бы он не занимался.

— Я хочу выпить, — без всякой патетики произнесла Марина, — за еще живущих на нашей земле настоящих мужчин! За тебя!

— Спасибо! — чокнулся с ней Анненков.

Он залпом выпил водку и почувствовал, как ледяная жидкость, проскользнув вниз, обожгла пищевод и тут же превратилась в приятное тепло.

Он закусил мясистым помидором и принялся за роскошный холодец, обильно поливая его душистым хреном. Женщина смотрела на него.

— Так нельзя, Марина, — улыбнулся Арсений, — кладя себе очередной кусок холодца. — Надо закусывать!

— Не хочу, — покачала головой девушка.

— Почему? — взглянул на нее Алексей.

— Перенервничала, — честно ответила Марина. — Всю дорогу мне казалось, что вот откроется дверь войдет Дугин со своими костоломами…

— Все может быть, Марина, — ответил Аринин, — но что сделано, то сделано, и не надо портить такой чудесный день грустными размышлениями!

Марина кивнула.

Ничего другого она и не ожидала. Этот сильный и уверенный в себе мужчина не станет ныть и жаловаться, даже если ему, как будет совсем плохо.

— Ты прав, Леша, — наполнила она рюмки, — гулять, так гулять!

После второй рюмки Марина обрела аппетит и с удовольствием ела приготовленные Анненковым салаты и мясо.

И все же грусть не покидала ее.

Конечно, Алексей прекрасно понимал состояние женщины и не сыпал соли на рану.

— Леша, — проговорила вдруг Марина таким проникновенным тоном, что Анненков внимательно взглянул на нее, — завтра мы с тобой расстанемся и, наверное, навсегда…

Она с трудом сдержала слезу и, сглотнув ставший в горле ком, продолжала:

— Но я хочу, чтобы ты знал, что я совсем не такая, как ты думаешь…

Аринин хотел что-то сказать, но Марина жестом остановила его.

— Я, — продолжала она, — не буду тебя обманывать и рассказывать красивые сказки о своей жизни с тем же Дугиным. Да, меня, наверное, можно презирать, поскольку никакой любви к этому кабану у меня не было, а был только расчет. Но после встречи с тобой во мне что-то перевернулось, и я поняла, что нельзя никогда продавать себя и дарить хотя бы один поцелуй без любви…

— Нет на свете ничего лучшего, — воспользовался паузой Алексей, — чем поцелуй. Самое сладкое и тайное, дрожью двух миров исполненное — есть поцелуй. Губы касаются друг друга, прижимаются друг к другу и целуются, целуются, и я счастлив, когда целую. Я чувствую радость дыхания и понимаю, что такое есть жизнь, вижу Небо и Землю, слышу все свое тело и нежное тело другое. Целую ее, кого люблю, а все тело становится певучим и слышащим. Слепнут глаза, а видят ярче. Гаснут мысли, а все мыслью становится…

— Что это? — изумленно спросила Марина.

— Замечательный поэт серебряного века Константин Бальмонт, — улыбнулся Анненков. — Когда-то эти стихи в прозе мне настолько понравилась, что я выучил их наизусть.

— Здорово! А ты еще что-нибудь помнишь?

— Да…

— Почитай!

— Тайна любви больше, — снова заговорил Алексей, — чем тайна смерти, а жизнь и смерть становятся равными для того, кто любит. В том сила и ужас Любви. Она ослепляет глаза и меняет души так, что драгоценные предметы становятся ничем, а ничто становится безбрежным царством. Она меняет и людей, которые становятся богами и зверьми и входят в мир нечеловеческий! И в нем души бьются, безумствуют, светятся, горят, плачут, и в первый раз живут, и в первый раз видят, видят все, влюбляясь в тела, как некогда Ангелы влюблялись в дочерей Земли. Нам холодно, мы цепенеем и тонем в зеркальных глубинах. Но мы любим, мы любим, и ради Любви совершим геройство, и ради Любви совершим преступление, ради одной минуты Любви создадим жизнь и растопчем жизнь. В этом Любовь. Любовь ужасна, беспощадна, она чудовищна. Любовь нежна, Любовь воздушна, Любовь неизреченна и необъяснима, и что бы ни говорить о Любви, ее не замкнешь в слова, как не расскажешь музыку и не нарисуешь солнце. Но только одно верно: тайна Любви больше, чем тайна смерти, потому что сердце захочет жить и умереть ради Любви, но не захочет жить без Любви…