Операция «Перфект» - [138]

И все-таки ему еще нужно очень многое понять. Джим стоит совершенно неподвижно, время от времени делая короткий неглубокий вдох, словно кто-то щиплет его изнутри и он безмолвно вскрикивает. Он, например, просто не может себе представить, как ему теперь появиться в кафе, как возобновить прежнюю жизнь. Сдвиг между прошлым и настоящим в данный момент представляется ему столь огромным, словно его высадили на необитаемый остров или, скорее, на странную квадратную льдину, и он видит, как вокруг него плавают другие льдины – куски, обрывки его жизни, – но не в силах собрать их воедино. Иной раз, думает он, легче просто пережить совершенные тобой ошибки, чем взять откуда-то столько сил, энергии и воображения, чтобы все эти ошибки сразу исправить.

И перед глазами у него возникает мать – в то мгновение, когда она бросает в пруд свои часики. Он думает, сколько же лет, дней, минут и секунд миновало с той поры. Их, конечно, можно сосчитать, но их количество ничего не значит.

Джеймс Лоу прав. Их встреча была предопределена. Она из разряда тех вещей, которых требуют законы Вселенной. И все же для того, чтобы один человек помог другому, чтобы один крошечный акт доброты повлек за собой еще один такой же, слишком многое должно идти хорошо, слишком многие вещи должны встать на свое место. Больше сорока лет прошло с тех пор, как они в последний раз виделись, но даже столь длительная разлука не разрушила их дружбу полностью, не сделала их чужими друг другу. Да, у Джеймса Лоу была хорошая работа, у него есть жена, дом и деньги в банке, а у Байрона было много разных мест работы, одно хуже другого, и он никогда не был женат, и собственного дома у него нет. Но оба они хранили в душе надежду, что однажды желанный миг наступит, что они снова встретятся. И они ждали. И Джим хранил «счастливого» жука, а Джеймс – картинку с воздушным шаром братьев Монгольфье. На глаза у Джима наворачиваются слезы, и у звезд вдруг появляются острые лучи, насквозь пронзающие небосклон. И Джим плачет навзрыд, как ребенок, оплакивая былые утраты, страдания, боль, бессмысленно потраченные годы, неправильные, несправедливые повороты судьбы, свои бесконечные ошибки, разлуку с другом. И радуется прощению.

Шумно хлопая крыльями, взмывает в воздух стая скворцов, затем, рассредоточившись, вытягивается в широкую черную полосу. Джим бредет через пустошь все дальше, дальше, в самую глубь ночи.

Ты – Байрон, говорят ему ветер, трава и земля. И сам он время от времени тоже пытается сказать себе: «Я – Байрон. Байрон Хеммингс».

В нем больше не живут два разных человека – один из прошлого, второй из настоящего. И его жизнь – это уже не две совершенно разные, будто надломленные, истории. Он стал единым целым.

Эпилог Вычитание Времени

Сегодня первое утро Нового года. Воздух чист. Огромные облака медленно проплывают в небе, заслоняя звезды. Земля покрыта белыми иголками инея, каждая травинка так и сверкает в лунном свете. Еще слишком рано, и все вокруг скрывает густая тьма, но ветер шевелит сухие листья и длинные плети плюща, и они, тихо шурша, высказывают свои нежнейшие новогодние пожелания. Слышно, как за холмами церковный колокол звонит шесть.

Байрон сидит возле своего кемпера. На нем куртка и шерстяная шапка. Он уже сходил проверить посаженные им растения, разгреб прикрывавшее их одеяло из опавших, слежавшихся за зиму листьев, а потом снова прикрыл им проклевывающиеся ростки. Айлин все еще спит на раздвижной кровати, ее пышные волосы разметались по подушке. Встав первым, Байрон осторожно укрыл ее и заботливо подоткнул одеяло. Айлин скрипнула зубами, но не проснулась. Она так и легла в постель полностью одетая, и Байрон в очередной раз восхитился ее крошечной ножкой в аккуратном ботиночке, ее зеленое, цвета омелы, пальто, висящее на двери, тоже вызвало его восхищение. Его подарок – пакетик с шариковыми ручками – лежал в кармане ее пальто. Заметив, что Айлин, снимая пальто, не до конца вывернула рукав, Байрон остановился. Осторожно взял рукав за обшлаг, словно там находится ее рука, и с нежностью его расправил, а потом погладил.

И вдруг поймал себя на том, что думает, не следует ли повторить это действие двадцать один раз, и нервно стиснул пальцами рукав пальто. Айлин что-то пробормотала во сне – с его точки зрения, это звучало, как «лакричник всех сортов», хотя она, разумеется, ни о каком лакричнике и не думала, – и Байрон сразу пришел в себя. Оставив в покое рукав, он вышел из домика и тихонько прикрыл за собой дверь.

И вчера вечером тоже далеко не все необходимые ритуалы удалось совершить. Сперва они поехали к Айлин, выпили у нее чаю, а затем отправились гулять на пустошь, пешком поднялись на самый высокий холм, посмотрели оттуда на фейерверки и пошли дальше, до Кренхем-вилледж, а откуда уже рукой было подать до Луга и домика Байрона. Они шли и шли, ни словом не обмолвившись о том, что будут делать дальше. Ноги словно сами их несли. И, только оказавшись в знакомом тупичке, Байрон понял, что происходит, и весь задрожал.

– Что с тобой? – встревожилась Айлин. – Вообще-то я могу и домой поехать.