Операция «Оверлорд». Как был открыт второй фронт - [136]

темпы поступления больных в центры по лечению от изнурения в бою… в течение первых недель боевых операций соответствовали расчетным данным, полученным заранее; однако затем эти темпы приняли такие размеры, что возникла необходимость усилить каждый из взводов, работавших в центрах по лечению… Причины этого неоднозначны: а) появление дополнительного числа дивизий в армии, не предусмотренное в первоначальных расчетах; б) труднопроходимая местность, грязь, живые изгороди и т. п.; в) упорное сопротивление, оказываемое противником в Ла-Э-дю-Пюи, Карантане и в Сен-Ло; г) слишком длительное пребывание солдат в бою.

Каждая армия во второй мировой войне признавала изнурение в бою или шоковое состояние как реальное и излечимое заболевание солдат в условиях особой напряженности. Однако многие офицеры в 1944 году считали, что американская армия проявляла слишком большую щедрость в том смысле, что истощение в боевой обстановке признавалось приемлемым состоянием солдата. Различие между гуманным беспокойством и проявлением опасной слабости весьма зыбко. Если Паттон проявлял в Сицилии излишнюю жестокость в своем обращении с солдатами, страдавшими от изнурения в бою, то в Нормандии, по-видимому, были основания считать, что 1-я армия зашла слишком далеко в противоположном направлении. Майор Фрэнк Коласикко из

2-й американской пехотной дивизии описывает, как солдаты появлялись перед ним, утверждая, что заболели от «истощения в бою», и если он высказывал сомнения, то они открыто не повиновались, проявляя готовность идти под трибунал. «Что такое пять лет в тюрьме? Они знали, что правительство США их выпустит». К июлю тыловые районы союзнических армий кишели дезертирами, с которыми в американских частях обращались со значительно большей снисходительностью, чем в английских. Сержант военной полиции Джеймс Доуби из английского 5-го королевского полка был удивлен, когда, доставив двух самовольно разгуливавших американских солдат в их часть, увидел, что «там их приветствовали как давно потерявшихся братьев, а не как самовольно отсутствовавших». Дисциплина в немецкой армии основывалась не только на лояльности. Между январем и сентябрем 1944 года в вермахте предали смертной казни почти 4000 солдат, в том числе 1605 — за дезертирство.

Некоторые американские старшие офицеры высказывали сожаление, что в их армии не воспользовались опытом Монтгомери перед днем Д, который направлял в необученные дивизии на ключевые должности офицеров и сержантов, имевших боевой опыт на батальонном уровне и ниже. Не удалось также солдатам 1-й армии познакомиться со своими начальниками. Чрезвычайно большое число американских солдат, сражавшихся на северо-западе Европы, считали своих старших командиров непостижимо далекими лицами, а Эйзенхауэра и Брэдли — просто недоступными для рядовых солдат. Некоторые командиры дивизий — Хубнер, Кота, Бартон, Роуз, Эдди — стали широко известными и уважаемыми командирами среди солдат. Однако перечень старших американских офицеров, не оправдавших своих должностей в Нормандии, был поразительно длинным: два последовательно снятых командира 90-й дивизии; Браун из 28-й дивизии; МакМагон из 82-й дивизии (который откровенно сказал генералу Брэдли: «Брэд, я думаю, вы намерены освободить меня»); Уотсон из 3-й бронетанковой дивизии- это только наиболее известные имена. Брэдли считал командование 83-й дивизии «неуверенным», а в начальствующем составе 79-й и 80-й дивизий «сомневался». Из командиров корпусов отличился только Коллинс. Назначенного командующим 1-й армией, но еще не вступившего в должность генерала Кертни Ходжеса многие из его коллег считали офицером ограниченного творческого воображения и неустойчивой личностью. Брэдли характеризовал его как «одного из наиболее искусных мастеров во всей моей команде», но добавил, что он был также «в основном военно-техническим специалистом… скромным, с мягким голосом уроженцем штата Джорджия, без темперамента, спокойным, без видимых эмоций».[211]

Если личная скромность Брэдли являлась одной из наиболее привлекательных черт его характера, то это вместе с тем содействовало обезличенности его армии. Что бы солдаты ни думали о Паттоне — а многие презирали его, — все знали, кто это такой. Многие гордились тем, тогда и позднее, что служили в армии Паттона. Как хорошо понимал Монтгомери, культ личности может быть исключительно ценным фактором на войне. Отсутствие такой личности в американской армии в Нормандии в определенной мере было связано с системой комплектования и пополнения пехотных частей без их отождествления с именами, с частями, с местами формирования. Назначения и исполнения как бы неслись вместе с огромной неумолимой силой танков и орудий, что существенно осложняло проблемы морального состояния американской армии. Там, где немцы делали максимально возможное, чтобы сохранить при формировании и пополнении региональный характер частей и соединений, американцы преднамеренно осуществляли политику разъединения солдат из одного и того же города или штата — наследие первой мировой войны, когда болезненные последствия уничтожения сформированного в определенном месте подразделения, как считалось, слишком тяжело сказывались на родине. Однако даже крупномасштабная война моторов нуждается в личностях, обаятельных лидерах. Это были инстинктивно человеческие потребности, которые, по-видимому, медленно доходили до сознания американских командующих.