Операция «Оверлорд». Как был открыт второй фронт - [132]

В результате неудачи операции «Гудвуд» престиж Монтгомери в глазах союзного высшего командования понес такой урон, от которого он уже никогда не оправился. Эйзенхауэр был разочарован и раздражен несоответствием между словами и делами 2-й армии. Сотрудники его штаба были искренне обеспокоены повышением артериального давления у верховного главнокомандующего. 19 июля, касаясь внезапной трагической смерти во Франции заместителя командира 4-й дивизии, Бутчер писал: «Какой это был бы удар для всего мира, не говоря уже о его личных сподвижниках, если бы он (Эйзенхауэр) последовал за Тедди Рузвельтом!»

Враждебность Теддера удвоилась. Он считал, что военно-воздушные силы оказались жертвой преднамеренного обмана, организованного Монтгомери, который явно преувеличивал свои возможности только для того, чтобы получить поддержку со стороны стратегических бомбардировщиков. Теддер прямо говорил Эйзенхауэру: «Ваши собственные люди подумают, что вы их продали англичанам, если вы будете продолжать поддерживать Монтгомери». Из всей критики, которая наслаивалась в адрес Монтгомери в ходе войны, критику его действий, связанную с операцией «Гудвуд», труднее всего опровергнуть. Перед сражением он направил ограниченную директиву Демпси, копия которой так и не дошла до штаба верховного главнокомандующего, и, таким образом, основываясь на этой директиве, Демпси продолжал ожидать от операции значительно большего, чем вся 21-я группа армий; этот вопрос был предметом многих споров. Однако с директивой или без нее, но Монтгомери не мог избежать последствий своих высокопарных заявлений относительно ожидаемых результатов операции, сделанных накануне и в ходе сражения. Каковы бы ни были меры, предпринятые в письменной форме перед 18 июля, нет никаких сомнений в том, что, предпринимая свое наступление корпусом в составе трех дивизий, он, безусловно, надеялся выйти к Фалезу. Он и его штаб должны были понимать, что именно на это рассчитывали в Лондоне и Вашингтоне, и учитывать реакцию, которую неизбежно вызвал бы крах этой надежды. После операции «Гудвуд» бригадный генерал Ричардсон, начальник отдела планирования штаба 21-й группы армий, сказал: «Мы были явно встревожены. Мы знали, что Монти был уверен, что бы ни случилось. Однако на уровне ниже Фредди де Гинганда было трудно судить насколько обоснована такая уверенность. У меня было ощущение, будто мы идем на более тяжелое дело, чем он ожидал».

В своих мемуарах Монтгомери признает, что он перегнул в публичных комментариях и был «слишком торжествующим на пресс-конференции, которую устроил во время сражения. Теперь я это понимаю, в сущности, я это понял очень скоро после конференции. По существу, осложнения заключались в следующем: Брэдли и я согласились, что, вероятно, не сможем ничего сообщить в прессу о подлинной стратегии, которая была положена в основу наших планов. Как сказал Брэдли, «мы должны улыбаться и выдержать нажим». Но только улыбаться становилось все труднее».[200] Почти трагично видеть человека такого положения, как Монтгомери, унижающим себя писанием подобной глупости. Операция «Гудвуд» оказала огромную услугу американскому флангу и общему делу союзников посредством непрерывного давления на противника и нанесения ему невосполнимых потерь. Но требовать, чтобы история согласилась с тем, что одно это было суммарной целью английских честолюбивых замыслов, все равно, что признать, будто человек сеет пшеницу, чтобы убирать солому. Под давлением критики, которая обрушилась на Монтгомери после неудачи с этой операцией, он должен был понять, что если бы англичане предприняли эту операцию с теми ограниченными целями, которые они задним числом приписали операции «Гудвуд», то возмущение и раздражение американцев было бы просто неудержимым. Правда, которую он скрывал даже от Брука и которая тем не менее представляется очевидной из самого хода событий, заключалась в том, что в операции «Гудвуд» и на протяжении всей последующей кампании Монтгомери стремился к крупным захватам территории для 2-й армии, если этого можно было добиться приемлемой ценой. Он отказывался от этих усилий каждый раз, когда потери росли до неприемлемого уровня. Это случалось болезненно часто.

Когда Монтгомери и Эйзенхауэр встретились конфиденциально днем 20 июля — это была одна из девяти личных встреч за всю кампанию, — представляется очевидным, что верховный главнокомандующий дал выход своим опасениям. Возможно даже, что Монтгомери подчеркивал перед Эйзенхауэром свою обеспокоенность по поводу английских людских ресурсов и потерь и высказал какие-нибудь соображения о широких возможностях Америки в преодолении этих проблем. Ибо в последовавшем затем письме Эйзенхауэра, написанном на следующий день после встречи, он резко напоминал Монтгомери, что «в конечном счете, американские сухопутные силы неизбежно будут значительно больше, чем английские. Но пока они у нас равны по численности, мы должны идти вперед плечом к плечу, в равной мере разделяя между собой почести и потери».[201] В ходе кампании на северо-западе Европы среди американцев-авиаторов и даже среди некоторой части англичан, в том числе и у премьер-министра, вера в Монтгомери и в действия английской 2-й армии упала до самого низкого уровня. «Каковы бы ни были его (Монтгомери) надежды оставаться командующим над всеми сухопутными силами, с операцией «Гудвуд» они исчезли», — считал Брэдли.