Операция "Немыслимое" - [19]
Но у американских режиссеров все обстояло иначе: русские (читай — советские, но на самом деле русские) почти всегда были для них зверями, лишенными морали, обиженные умом, наделенные только одной способностью — исполнять приказы своих еще более тупоголовых начальников. Никогда ни у одного зрителя не может родиться добрых чувств к носителям таких качеств. Чистой воды геббельсовщина. Иван Драго, полковник Подовский — это не люди, это бешенные животные, дикари, за малым не каннибалы. Даже писатели-генералы Гоголь с Пушкиным из "Бондианы" — всего лишь недалекие идиоты, пекущиеся только о своих задницах, желающие всех обмануть и поработить. Откровенная игра на самых низменных инстинктах и страхах — фирменное оружие американских киностудий.
И так будет всегда — независимо от того, кто будет сидеть в Кремле: коммунисты, демократы или вообще царь. Мы живем с другой стороны земного шарика и тоже, в силу своей истории и географии, претендуем на гегемонию в сильно сократившемся за последние сто лет мире. И поэтому всегда будем для англоязычного общества монстрами и чудовищами, поедающими детей. И построй мы даже совершенно бесплатно, а не за две трети стоимости тысячу Асуанских плотин и электростанций, помнить они будут не о них, а о тех гадостях, которые Голливуд распространит по всему миру.
Горбачев своими "прогрессивными" речами попал даже не в десятку, а в самую середину десятки! Для рядового американца он стал похож на внезапно заговоривший бульдозер! Или, вернее, на танк. Эффект был бы схожим: "Смотри-ка, Джонни, оно еще и разговаривает!". И его образ был столь необычен на фоне среднеамериканского представления о русских, что его реально полюбили, полюбили на контрасте. Хотя ничего нового он собой не представлял. Разве только относительную молодость. Ведь не зря Рейган жаловался, что очень хочет о чем-нибудь договориться с коммунистическими вождями, но не может, потому что они все время умирают.
А, может, мы и были такими? Слепо голосующими за непонятно что на комсомольских и партийных собраниях, с пеной у рта отстаивающие линию партии, плюющие на любые ценности, кроме "всепобеждающего учения"?
Но я вспоминал своих однокашников, приятелей, знакомых, учителей, мастеров с производственной практики — нет! Я не находил среди них прототипы киношных антигероев, как не старался. Люди разных устремлений, судеб, знаний и темпераментов — не могли они все вместе составить ту армию душевнобольных придурков, что щедро рассыпал Голливуд по своим "шедеврам". И, значит, — все эти персонажи просто кому-то выгодны.
Меня всегда бесила способность некоторых людей иметь суждения о вещах и событиях, о которых у них нет понятия даже на уровне школяра. Однако для любого американца это было нормой, а если уж заходила речь о вещах совершенно незнакомых, то странным выглядел ты, знающий о них, а не он — не знающий ничего! Потому что по его, освещенному общественным мнением, прессой и воспитанием, разумению, такие вещи может знать только сумасшедший, а нормальный человек должен заниматься зарабатыванием денег и не лезть в вопросы, которые прекрасно обойдутся и без его участия.
К чему создавать образ врага, который может нравиться? Который может вызывать сочувствие? Зачем? Он же враг! Значит, должен быть самым гнусным ублюдком, которого возможно изобразить! И ни к чему соблюдать просветы и звезды на погонах киноперсонажей, незачем писать правильно слова на кириллице, это — ерунда, не значащие частности, ведущие только к раздуванию бюджета.
В общем, спать я лег злой. На весь мир. И особенно на свое бессилие, на невозможность все поменять одним точным действием.
А утром были чимганские горы. Разумеется, без обещанного снега, потому что летом и в начале осени даже здесь снега не бывает.
Анищев разводил руками, но видно было, что ничего другого он и не ждал и все его сожаления неискренни.
Я полагал, что вместо катания на лыжах мне будет предложена традиционная программа с обильным застольем, однако, ошибся и здесь: "сухой закон" никто не отменял и по уверениям Владимира Петровича некоторые за злоупотребления расстались уже с партбилетами, должностями и званиями. Себе такой судьбы он не хотел и долго не думая, предложил просто отдохнуть в узбекской манере — познакомиться немножко поближе, узнать друг друга и найти общий язык, пока еще не приняты большие решения.
Поэтому мы просто сидели на топчане перед арыком в густой тени чинаров, пили изрядно мне надоевший зеленый чай со сладостями и вели глубокомысленные беседы о поэзии. Навои, Хайям, Эдгар По, Байрон, Бродский и Рождественский с Маяковским — Анищеву нравились все они. И он горячо убеждал меня, что поэзия необыкновенно организует сознание, тренирует память и учит пониманию красоты мира.
Он не вел передо мной никакой агитации и это было странно. Наверное, очень хотел понравиться.
День получился длинным и ленивым, чего не происходило со мной уже очень давно. Даже недавнее лежание в больнице вышло более насыщенным, наполненным переживаниями и массой новой информации. Но здесь, недалеко от Ташкента, в полуденной жаре, разительно контрастирующей с микроклиматом под густой тенью деревьев, ничего делать не хотелось. Так бы и лежал до глубокого вечера, подобный какому-нибудь средневековому баю, дул бы свой чай, да слушал бы неторопливые побасенки Анищева о великой узбекской, да и вообще — восточной, литературе.
Когда в мельчайших подробностях знаешь, что произойдет через двадцать лет, — трудно сохранять хладнокровие. Особенно если тебе «не повезло» и твое прозрение пришлось на самые мирные годы в человеческой истории. Сидеть и ждать или все же действовать? А если действовать, то как сделать так, чтобы твои усилия не пропали даром? Ведь мало выиграть битву, нужно еще суметь воспользоваться плодами победы. А это — самое трудное и удается немногим.
Это будет такой таежный хоррор с перемещениями по параллельным мирам.
У нас нет богатых, а они говорят, что у них мало бедных; у нас нет демократии, но страной правят бывшие комбайнеры и слесари, а у них демократия есть, но удивительным образом у власти всегда оказываются люди из старинных богатейших семей, с молодых ногтей готовившиеся править. Мы – «империя зла», а они – «страна добра и свободы», несущая процветание миру на крыльях «Томагавков». Мы плохие и неправильные, они хорошие и добрые. Но почему же так отчаянно кажется, что кто-то врет?
Заготовка рассказа (может быть - короткой повести)о том, что все рано или поздно достает.
Никто не отдаст свое без сопротивления. Рассказывает Захар М.
Героиня романа Ксения Кабирова родилась в 50-ти градусный мороз в конце первого послевоенного года в г. Якутске. С раннего детства она предпочитала мальчишечьи игры, была непослушной, вредной, например, дети пекли пирожки в песочнице, она их пинала ногой, сыпала песок в глаза за обиду. В ее душе как будто застыла льдинка. Через много лет она написала: «Заморозило морозами сердце детское мое…» И в юности не стало лучше: ее исключили из комсомола за аморальное поведение, не допустили до экзаменов в школе… Замужество не смирило ее характер: нашла коса на камень.
Мой мир никогда не делился на части. Я жила мгновением и успешно справлялась со своими проблемами. Для меня не было деления на будущее, настоящее и прошлое.2015 год. Мое настоящее. В котором были мама с папой, четвертый курс университета с дипломной работой и дальнейшим обучением в магистратуре, друзья и спокойная жизнь. Я не знала, что будет дальше.3116 год. Мое новое настоящее. В котором где-то далеко на других планетах есть 3 капсулы сна с моими родными. Их необходимо найти!Я очнулась в далеком будущем на собственном корабле с долгом — продолжить дело отца и во что бы то ни стало не дать никому причинить вред моим новым друзьям и подопечным.ЧЕРНОВИК.
Любовная лирика всегда очень личный предмет. Трудно найти человека, который не испытывал бы подобные чувства внутри души, только не мог выразить словами то, что доступно поэту. Любовная лирика близка тому, кто сам погружен в негу нежности и буйство неистовых желаний.Любовная лирика в книге – это многогранная поэзия, где царствуют чудесные мгновенья, таинственный покой, томительный обман, очарование неземных чувств.Где бьются волны неземных чувств, сладостных молитв, возвышенных страстей – «всё то, что так и гибельно, и мило».
Руководство для выживальщиков от автора «оптимистичных (пост)апокалипсисов» от археопрограммирования — «Пламени над бездной», «Витлинга» и «Детей небес».Обычно произведения в жанре пост-апа эксплуатируют клишированный набор представлений о немедленном упадке человеческой цивилизации и ее откате в варварство планетного или галактического масштаба. На самом деле для любой сколько-нибудь развитой цивилизации потеря всего багажа накопленных знаний крайне маловероятна, как только достигается стадия повсеместной информатизации.
Рассказ описывает настоящее время. Главный герой повествования, одинокий парень, каких в нашем мире много. Можно сказать, что он самый обычный персонаж. Но! В один из дней он знакомится с женщиной, при обстоятельствах, которые по началу, можно было назвать «вольностью от скуки». Буквально за короткое время он влюбляется, и в тот же вечер, по своей рассеянности из за чувств нахлынувших на него, прощается с героиней, не узнав номера ее телефона. Существует ли любовь с первого взгляда, или это всего лишь «химия»? Сможет ли главный герой снова встретить девушку, которую так глупо потерял в тот вечер?
В книге собраны разнохарактерные стихи и песни Артура Арапова, написанные в конце XX и начале XXI вв. Многие представленные в сборнике песни неоднократно исполнялись со сцены, также их можно послушать в Интернете.
О необычном попаданце, который никуда не попадал, но все знал. Пора изменять недавнее прошлое.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.