Операция «Ледокол» - [27]

Интерьер отеля был выдержан в современном стиле — резное дерево и мрамор. Рядом с громадным вестибюлем находился бар, там все болтали, смеялись и пили. Бонд уже стал пробираться к регистрационной стойке, как вдруг его окликнул знакомый голос.

— Привет, Джеймс! — Это был Брэд Тирпиц. — Ну и где ты пропадаешь? На лыжах что ли сюда добирался?

Бонд кивнул, сдвинул на лоб очки и размотал шарф.

— Я подумал, что сегодня отличная ночка для прогулки, — ответил он с каменным лицом.

Номер для Бонда был уже забронирован, поэтому регистрация заняла всего пару минут. Тирпиц вернулся в бар, где, как заметил агент 007, он пил в одиночку. Ни Коли, ни Ривки было не видно. Бонду хотелось спать. По плану они должны были встречаться каждый день за завтраком, пока в отеле не соберется вся команда.

Портье взял его чемодан, и Бонд уже направился к лифтам, как дежурная сообщила, что для него есть срочная авиапочта. Авиапочтой оказался плотный конверт.

Как только портье вышел из номера, Бонд запер дверь и распечатал конверт. Внутри лежал простой листочек бумаги и фотография. Записка была написана рукой М:

«Это единственная фотография данного субъекта, которую смогли раздобыть. Фотографию просьба уничтожить».

«Ну что ж, — подумал Бонд, — теперь я, по крайней мере, хоть узнаю, как выглядит эта Анни Тудеер».

Он плюхнулся на кровать и достал фотографию.

Внутри у Бонда все оборвалось, после чего тут же каждый мускул тела напрягся. Лицо, смотревшее на него с матовой фотокарточки, принадлежало ни кой иной, как Ривке Ингбер, его коллеге по операции из Моссада! Анни Тудеер, дочь финского нациста, офицера СС, до сих пор разыскиваемого за военные преступления, была Ривкой Ингбер!

Глубоко потрясенный Джеймс Бонд медленно достал из пепельницы коробку спичек, зажег одну и поднес ее к фотографии и к записке.

7. РИВКА

За многие годы Бонд научился засыпать по желанию на короткое время и контролировать свой сон даже в стрессовых ситуациях. Он также умел перед сном «загружать» все накопившиеся проблемы в свой «внутренний компьютер», дабы во время отдыха за него трудилось его подсознание. Поэтому, как правило, Бонд просыпался со свежей головой, иногда даже с новой точкой зрения на нерешенную проблему, и всегда бодрым.

После такой исключительно долгой и тяжелой поездки из Хельсинки Бонда естественно одолевала усталость, и все же его мозг продолжал неустанно блуждать в лабиринте противоречащих друг другу загадок.

Он понимал, что вечером он ничего не может предпринять по поводу разгрома в квартире Полы, но его сильно беспокоила безопасность девушки. Бонд решил сделать утром пару телефонных звонков и навести справки. Куда больше его волновали люди на снегоочистителях, которые вне всяких сомнений намеревались его убить. Если учесть, что он в спешке покинул Мадейру и попал в Хельсинки через Амстердам, то это покушение означало только одно: кто-то следил за всеми пограничными пунктами в Финляндии. По всей видимости, его засекли в аэропорту, а позже выяснили, что он выехал из города на своем «Саабе».

Становилось очевидным, что кто-то хотел вывести его из игры, причем уже второй раз, если вспомнить драку на ножах в квартире Полы. А ведь драка случилась до разговора с М! И на тот момент Бонд не имел ни малейшего отношения к тайной операции против НСДА. Он даже не подозревал о ней!

Дадли, поначалу замещавший Бонда в «Ледоколе», говорил о своем недоверии к Коле Мосолову. У Бонда были свои соображения, и сейчас его больше настораживал тот факт, что агент Моссада Ривка Ингбер оказалась дочерью финского нациста в розыске.

Запустив эти проблемы в свой мозг, Бонд принял душ и стал готовиться ко сну. Он думал было перекусить, но сразу же отказался от этой затеи, решив потерпеть до утра и позавтракать с остальными, при условии, конечно, если к тому времени они все прибудут в отель.

Бонд проспал всего пару минут, как вдруг в его сознание ворвался стук. Он тут же открыл глаза. Стук продолжался: легкие двойные постукивания в дверь. Бонд бесшумно вынул из-под подушки пистолет «Хеклер» и подкрался к двери. Стук был настойчивым. Двойное постукивание, затем долгая пауза и вновь двойное постукивание.

Встав спиной к стене слева от двери, Бонд прошептал:

— Кто там?

— Ривка. Это Ривка Ингбер, Джеймс. Мне нужно поговорить с тобой. Впусти, пожалуйста. Я прошу.

В голове прояснилось. Еще перед тем, как уснуть, он уже нашел ответы на кое-какие вопросы. Один из них был настолько очевиден, что Бонд взял его на заметку. Если Ривка действительно дочь Аарнэ Тудеера, то между ней и Национал-Социалистической Действующей Армией безусловно должна существовать прямая связь. Сейчас девушке было всего тридцать, максимум тридцать один, из чего следовало, что свое детство и юность она провела, скрываясь где-нибудь вместе со своим отцом. И если так, то очень возможно, что Анни Тудеер — глубоко законспирированный неофашистский агент, внедрившийся в Моссад. Тогда, следовательно, она уже вполне могла знать о том, что англичане установили ее подлинное имя. И возможно, подозревала, что коллеги Бонда решат скрыть эту информацию от своих оппонентов из ЦРУ и КГБ. Так поступали и раньше, могли поступить и сейчас, ведь команда «Ледокола» уже показала себя неспокойным альянсом.