Операция "Кеннеди" - [30]

Впрочем, удивиться мне все равно предстояло, и довольно скоро. Я не успел еще облизать палочки и запить чаем последнюю щепоть чоумейна, когда во двор неторопливым шагом вошел высокий мужчина, одетый в тренировочный костюм. Несмотря на зеркальные очки, скрывавшие глаза вошедшего, и на стриженую седую бороду, которой при жизни он никогда не носил, не узнать покойного премьер-министра Израиля было просто невозможно.

XXVI

Я тихо выматерился, не веря собственным глазам. Гамлету в аналогичной ситуации было легче: суеверный датский принц жил в такой реальности, где назойливые призраки еженощно тревожили сон живых обитателей Эльсинора. А мне, видавшему на своем веку виртуальную реальность и прочую компьютерную чертовщину, поверить в призрака оказалось просто слабо. Но человек направлялся прямо к моему столу, так что на рефлексию времени не оставалось. Я едва успел три раза нажать на сенсорную кнопку диктофона, когда покойный глава правительства возник над ветвями карликовой сосны и по-английски попросил разрешения сесть за мой стол. Голос его звучал попроще, чем с телеэкрана, без привычного драматизма, но опять же был узнаваем до боли в висках.

Сердце мое бешено колотилось, в голове все поплыло. Я быстро кивнул, не сообразив даже, на каком языке стоит начинать наш разговор. Без дальнейших предисловий глава правительства занял место на деревянной скамье напротив и внимательно меня осмотрел. Не знаю, какое впечатление произвело на него увиденное, но я чувствовал себя как в дурном сне, в котором хочешь бежать, но не можешь даже пошевелиться...

Подошедшему прислужнику премьер-министр заказал чашку чая с цветами пизанга, плоды личи и тарелку вафель. Информация у господина Хонга поставлена неплохо, механически отметил я про себя.

— Куришь? — спросил премьер-министр, протягивая мне раскрытую пачку 100-миллиметрового "Кента". Дрожащими пальцами я выудил сигарету, он взял другую, и я дал ему прикурить от своей зажигалки. Он, возможно, не заметил, что на зажигалке было золотыми ивритскими буквами написано "Тайм" (никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу...), но дрожание моей руки от его пристального взгляда явно не ускользнуло.

— Ты живешь здесь? Каникулы? Отпуск?

Я промолчал. Мне просто не пришло в голову никакого ответа, даже самого очевидного.

— Я не слишком тебе докучаю вопросами? — спросил покойный премьер-министр.

— Нет, напротив... Приятно с вами встретиться.

Эта фраза, выдавленная мной по-английски, потребовала такого чудовищного душевного напряжения, что я понял: придется все же перейти на иврит.

— А вы, значит, здесь живете, господин премьер-министр? — спросил я, пристально глядя в зеркальные стекла его очков и весьма добросовестно там отражаясь.

— Бывший премьер-министр, — поправил он, подумав с минуту. — Да, я здесь теперь живу.

Ответ, как и мой вопрос, был на иврите.

— С четвертого октября?

— Нет, с пятого.

— А ваша вдова?

— Ты что, приехал поговорить о моей вдове? — спросил он резко. — Оставь ее в покое. Она здесь не при чем. Ты, кстати, журналист или сотрудник ЯМа?

— Что такое ЯМ?..

— Служба такая. Особый отдел. Очень не хотела меня сюда отпускать. Так, значит, ты журналист? Из какой газеты?

— "Вестник". Русская версия "Мевасера".

— Эх, Шайке, Шайке... Докопался-таки. Раздолбайское все-таки у нас государство. Нет такого секрета, о котором назавтра не знала бы пресса. А почему, кстати, русская версия?

— Господин Алон ничего не знает о моем визите, — сказал я, — у меня тут самостоятельное журналистское расследование...

— Какие поразительные суки, — задумчиво произнес премьер-министр, — значит, тебя все-таки наняли ребята из ЯМа... Особый отдел обращается в прессу, чтобы расправиться с БАМАДом. Да еще и в русскую прессу... Дожили.

— По правде сказать, я совершенно ничего не понимаю, — признался я. — Меньше всего я понимаю, почему вы тут пьете чай, когда вам уже соорудили такое красивое надгробие на горе Герцля... Какой-то неизвестный мне ЯМ хочет разделаться с БАМАДом, а в результате вы оказываетесь целы и невредимы на острове Чунг Чау, хотя у нас полстраны с пеной у рта обвиняет другую половину в вашем убийстве...

— И тебе приспичило выяснить, что же на самом деле случилось?

— Я думаю, что буквально пяти миллионам наших соотечественников тоже бы приспичило на моем месте.

— И вот ты здесь. Представитель общественности. "Общество имеет право знать..." — последнюю фразу бывший глава правительства произнес с такой неподражаемой издевкой, что мне сразу вспомнились все его выступления против прессы, правозащитных организаций, конституционного суда и других институтов, оскорбляющих его представления военного человека о дисциплине власти. — Давай, представитель, спрашивай, авось я отвечу.

Он усмехнулся и посмотрел на меня с какой-то странной смесью жалости и доброжелательства во взгляде.

— Вы знали, что вас должны убить?

— Не задавай глупых вопросов. Задавай умные.

Я, кажется, понял, куда он клонит. Я должен составить свою теорию заговора, а он, может быть, ее завизирует. Глава правительства предлагает мне экзамен, к которому я не Бог весть как подготовился. Если б знать заранее... Но заранее они мне, конечно, ничего сказать не могли. Я бы с ума сошел, наверное, если бы меня предупредили, кого я тут встречу. Или проболтался бы. Ладно, будем импровизировать.