Операция «Карибская рыбалка» - [19]

Глава 9

Борт американского гидроплана между Кубой и Багамским архипелагом

Лопасти двух винтов, вращаемые могучими двигателями гидроплана, сливались в полупрозрачные, отблескивающие в закатном солнце диски. Земной поверхности уже не видно, и очень сложно избавиться от ощущения, что самолет просто висит в воздухе. Лишь то и дело встречающиеся воздушные ямы, заставляющие его слегка переваливаться с борта на борт, да размеренное гудение двигателей напоминали о том, что крылатая машина с приличной скоростью приближается к пункту своего назначения.

Летающая лодка береговой охраны, поднявшись из акватории военно-морской базы «Гуантанамо», направлялась в город-курорт Майами, штат Флорида. Но отнюдь не все пассажиры были этому рады. Десять человек в одинаковых ядовито-оранжевых комбинезонах расположились на полужестких сиденьях, тянувшихся вдоль бортов грузопассажирского отсека гидроплана. Присмотревшись, можно было заметить, что на запястьях и щиколотках каждого из них поблескивали металлические «браслеты», соединенные между собой тонкими, но прочными цепочками. Такие же изящные цепи приковывали каждого из них к скобам под сиденьями. На одежде отсутствовали какие-либо намеки на карманы или завязки, не было никаких металлических застежек или заклепок. Одинаковые для всех простая обувь и оранжевые кепки дополняли их весьма специфическое одеяние.

Пленники базы «Гуантанамо», перевозимые для заслушивания показаний в подкомиссии Государственного департамента США, сидели друг против друга, и каждый занимался чем-то своим. Кто дремал, кто смотрел в иллюминатор, пытаясь разглядеть очертания чужих земель под крылом. На угрюмых лицах застыли маски равнодушного ожидания чего-то недоброго и неизбежного. Понимали, что не на прогулку везут и не на отдых. На счету каждого из них имелся не один десяток загубленных жизней, не только тех, кто воевал с ними и пытался их остановить, но и совершенно ни в чем не повинных людей, просто оказавшихся не в том месте и не в то время. Но вряд ли кто жалел о чем-то совершенном. Жалели об утраченной свободе и о невозможности продолжать свое гнусное дело, но не о своих преступлениях.

На ближнем ко входу в кабину пилотов месте, рядом с полусонными морскими пехотинцами охраны, расположился один из полевых командиров иракских партизан. Родители — обыкновенные иракские арабы, даже не подозревавшие, кем станет их ребенок, назвали его в честь великого пророка Мохаммеда. Отец был военным, и поэтому с младых ногтей его сынишка лучшей игрушкой считал пистолет, а когда подрос — автомат стал его лучшим другом. Но не пошел сын по стопам отца.

Отслужив в армии, как и многие другие крепкие иракские парни, он попробовал найти работу, которая бы удовлетворяла его потребности в деньгах и не сильно обременяла. Но в тяжелых экономических условиях сделать это было непросто, особенно если учитывать величину его потребностей. И Мохаммед, отличный стрелок и спортсмен, выбрал нелегкую стезю бандита, примкнув к одной из многочисленных группировок. Потом была война в Персидском заливе, операция «Буря в пустыне», во время которой он сообразил, что все его прошлые грехи легко списать, если вдруг стать праведником и объявить, что все, чем он и его сообщники занимались, происходило во имя борьбы с неверными.

Патриотические и религиозные лозунги хорошо помогали стяжать сочувствие и неплохие деньги. А когда сами собой наладились связи с международными террористическими организациями, денежный поток и вовсе стал неплохим и вполне соответствовал давним мечтам. Правда, и работать приходилось больше, и работа эта была намного кровавее и жестче, чем все, что было до этого.

Но познавшего вкус больших прибылей и очерствевшего душой Мохаммеда это уже не смущало. За свой беспощадный нрав и животную осторожность братья по оружию и вере называли его Черный Тигр, именно под таким именем он был записан и в списки заключенных американской военной базы.

Тигр заметно выделялся среди всех пассажиров гидроплана отрешенным фанатичным взглядом, в котором читалась звериная сила и такая же звериная жестокость по отношению к врагам. Остекленевшие глаза в течение всего пути смотрели в одну точку, презрительно искривленные губы едва заметно шевелились. Непонятно было, молится ли он или, вспоминая унизительное для него пленение, проклинает американцев. Пальцы, привыкшие с детства держать оружие, ловко, но неторопливо перебирали бусины четок, сделанных из черного дерева.

Ему пришлось сильно постараться, чтобы сохранить эту вещицу у себя. После нескольких дней отказа от пищи и почти поднятого под его руководством тюремного бунта легкие деревянные четки были признаны неопасным религиозным атрибутом и возвращены ему.

Некоторые из перевозимых вместе с ним людей воевали в его отряде. Под его руководством устраивал взрывы в Тикрите и Мосуле сидящий напротив пожилой араб с морщинистым и обветренным лицом. Двое молодых братьев, озерных арабов — маданов, непонятно по каким причинам примкнувшие к его банде и с увлечением уничтожавшие американских солдат, сидели теперь порознь в этом же самолете. О других попутчиках Мохаммед тоже успел кое-что узнать за время недолгого пребывания в американском плену.