Операция «Хаос» - [8]

Он завизжал. Я понял, что крик услышан на линии охраны. Два ближайших сарацина мчались на помощь. Я разорвал первому глотку и сжался в ком, чтобы прыгнуть на второго.

Он выстрелил. Пуля пронзила тело, оставив зазубрину острой боли. Я зашатался. Но он не знал, как следует обращаться с оборотнем. Ему бы упасть на колено и стрелять безостановочно, пока не настанет черед серебряной пули. В случае необходимости следовало отбиться от меня, пусть даже штыком, и продолжать стрелять. А этот…

Он бежал ко мне, взывая к Аллаху своей еретической секты.

Мои мышцы сжались, и я рывком бросился на него. Проскользнул под штыком, под дулом и ударил сарацина так, чтобы свалить его. Он устоял, вцепился в мое тело и повис. Я полукругом занес левую заднюю лапу за его щиколотку и толкнул. Он упал. Я оказался сверху. Позиция, к которой всегда должен стремиться ввязавшийся в рукопашную оборотень. Мотнув головой, я оставил на его руке глубокую рану и вырвался из захвата.

Но прежде чем я успел расставить все точки над «i», навалились еще трое. Их саперные лопатки заходили взад-вперед, вонзаясь в меня снова и снова. Обучали их вшиво. Я прогрыз себе дорогу из этой «кучи малы» (к тому времени их накопилось уже полдюжины) и вырвался на свободу.

Сквозь запах пота и крови я уловил еле слышное дуновение духов «Шанель № 5». Про себя я рассмеялся. Вирджиния, оседлав метлу, пронеслась в футе над землей, на скорости обогнула свалку и была уже в Тролльбурге. Теперь моя задача — унести ноги и увести погоню. И при этом не поймать серебряную пулю…

Я завыл, чтобы поиздеваться над теми, кто высыпал из стоявших вдали зданий. И прежде чем припустить через поле, дал хорошенько рассмотреть себя. Я бежал не спеша, так, чтобы они не потеряли меня, и делая зигзаги, чтобы в меня не попали. Спотыкаясь и вопя, сарацины мчались следом.

Все, что они могли знать, — состоялся налет десантников.

Их патрули перегруппировались, весь гарнизон был поднят по тревоге. Наверняка никто, за исключением нескольких избранных офицеров, не знает об ифрите. А эти офицеры не осведомлены, что нам известно об их заветной бутылочке. Так что догадаться о наших замыслах невозможно. Может быть, нам удастся осуществить эту труднейшую операцию…

Что-то внезапно устремилось на меня сверху. Один из проклятых ковров! Он пикировал, словно ястреб, винтовки выплевывали огонь. Я кинулся по ближайшей ведущей к лесу тропинке. Под деревья! Дайте мне забраться хотя бы под елочки, тогда я…

Не дали. Я услышал звук прыжков за спиной, учуял едкий запах… и мне захотелось жалобно заскулить. Тигр-оборотень способен мчаться так же быстро, как и я.

На мгновение вспомнился старик-проводник, который был у меня на Аляске. Вот бы его сюда! Он был оборотень-медведь… Затем я развернулся и встретил тигра раньше, чем тот успел наброситься на меня.

Это был огромный тигр, фунтов пятьсот, не меньше. В глазах его тлел огонь, а в пасти сверкали громадные клыки. Он занес когтистую лапу, способную переломить мой хребет. Я кинулся вперед, укусил его и отскочил, прежде чем он успел ударить. Частью своего сознания я слышал, как враги ломились через подлесок, пытаясь отыскать меня.

Тигр прыгнул. Я уклонился и бросился к ближайшим зарослям. Возможно, я сумею пробраться там, где он не сумеет…

Он несся между деревьями за мной, ревя в бешенстве.

Я увидел узкую щель между двумя гигантскими дубами, слишком маленькую для него щель, и кинулся туда. За те полсекунды, что я протискивался, он догнал меня. В голове взорвались и потухли огни…

ГЛАВА 4

Я находился вне времени и пространства. Само мое тело отделилось от меня — а может, это я отделился от тела…

Как я мог осознать бесконечную темноту и холод этой пустоты, коль скоро у меня не было соответствующих понятий?

Как я мог испытывать отчаяние, коль скоро был не чем иным, как точкой, затерявшейся в пространстве и времени?

Нет, даже не так. Ибо здесь не было ничего. Ничего, что можно было бы осознать. Ничего, что можно было бы любить, ненавидеть или бояться. Ничего, о чем можно было бы хоть как-то поведать словами. Мертвец ощущал бы себя менее одиноким, ибо единственное, что существовало во всей Вселенной, — я и мое отчаяние.

Но в то же время, или на квадриллион лет позже, или и то и другое вместе — ко мне пришло что-то еще.

На меня глядел Демиург. Беспомощный, практически ничего не понимающий, я мог лишь прикоснуться к его сознанию. Такому бесконечному, что не оставалось места даже надежде. Я вращался в бурных течениях его мыслей, слишком чужих, слишком огромных и непонятных, чтобы надеяться на спасение. Будто слышал урывками рев Ледовитого океана, в котором тонул…

Опасность. Этот и те двое. Определенно, они могут быть крайне опасны. Не в данный момент, когда они всего лишь способствуют уничтожению плана. Великий план, в котором эта война — всего лишь первая страница… что-то в них предостерегает, пусть и слабо, об опасности…

Если бы только я мог более ясно видеть во времени!..

Их нужно устранить, уничтожить. Необходимо что-то предпринять до того, как возникнут и возрастут их потенциальные возможности. Но сейчас я еще ничего не могу. Может быть, как это случается на войне, их убьют. Если нет, мне следует запомнить их и попробовать сделать что-нибудь позднее. Сейчас у меня слишком много иных дел, я должен сохранить семена, насаженные мною в этом мире. Вражеские птицы летят во множестве на мои поля… голодные стаи. И с ними орлы, охраняющие птиц со все возрастающей дикой яростью. Вы попадетесь еще, птицы, в мои ловушки… и Тот, кто выпустил вас!