Операция «Фауст» - [104]

Однажды его остановил патруль полевой жандармерии. У него не оказалось солдатской книжки, один погон был сорван. Его о чем-то спрашивали, он равнодушно отвечал. Старший патруля кивнул на стену домика дорожного мастера. Его подвели к каменной кладке, от которой тянуло прохладной сыростью. Изможденный солдат с эсэсовскими знаками в петлицах стал стрелять в него. Он упал, удивившись, что не чувствует боли… Он лежал и лежал у дома, хотя жандармы давно ушли. Лежал, с отрешенным спокойствием прислушиваясь к самому себе. Внутри окончательно сломалась пружина, когда-то двигавшая ход его жизни.

Наконец услышал, как из домика кто-то вышел.

– Надо похоронить его, не может же труп валяться у нас под окнами, – донесся старческий голос.

– Лучше оттащить куда-нибудь подальше, – посоветовал женский голос.

– Нынче тепло, от трупа будет нести, – не согласился старик.

Шумно вздохнув, он взялся за лопату и начал копать яму рядом с Хохмайстером. Маркус не мог сообразить, что это говорили о нем как о мертвом. Он уснул под убаюкивающее звяканье лопаты.

– Надо позвать пастора, – неуверенно сказал старик.

– Мы даже не знаем его имени, – ответила женщина.

– Но он немец!

– Теперь немцев никто не согласится отпевать… Его подняли за голову и ноги, спихнули в яму. Больно ударившись о стенку головой, он застонал. «Я не мертвый!» – хотелось крикнуть ему, но из груди вырвался лишь короткий всхлип. Старик стал вытаскивать его из ямы, бормоча с суеверным страхом:

– Господи, кто бы мог подумать!

– Мы же видели своими глазами, как вас расстреливали! – воскликнула женщина.

Хохмайстер фуражкой смахнул грязь с мундира, хотел было направиться к дороге, однако старик потянул за рукав.

– Мыкопали яму, – напомнил он.

Маркус потянулся к карману, где лежали деньги. Бумажника не было. Тогда он снял часы и отдал старику.

Через день он снова наткнулся на жандармов. Но они расстреливать его не стали, а отвели на ферму, где набралось с полроты таких же, как он, горемык, потерявших свои части. Всем вручили винтовки и приказали пробиваться к Берлину.

Ввязываться в бой никому не хотелось. Шли малыми дорогами, запасались едой в брошенных складах или отбирали хлеб у своих же крестьян.

Ночью увидели зарево. Это горел Берлин. Город уже нельзя было ни объехать, ни обойти. Обосновались на ночлег во дворе покинутой дачи вместе с беженцами. Автомагистраль проходила мимо холма, на котором стояла дача. По дороге с надрывом шли крытые армейские грузовики, бронетранспортеры, текла непрерывная река людей.

Проснувшись утром, Хохмайстер с удивлением заметил, что дорога опустела. Он вышел на лужайку. Напряженная тишина была такой глубокой, что зазвенело в ушах. Маркус вздохнул всей грудью, как узник, который только что обрел свободу.

Но скоро он услышал гул. Инстинктивно втянув голову в плечи, он нырнул в кусты цветущей сирени. Из-за деревьев выскочил зеленый самолет с красными звездами на крыльях. Истребитель пронесся над острой крышей дачи, для острастки дал очередь из пулеметов. Где-то вдали он развернулся и, сильно накренившись на крыло, снова пролетел над головами высыпавших во двор людей. И солдаты, и беженцы махали белыми полотенцами и простынями.

Через час-полтора на шоссе показалась танкетка. На ее борту алела такая же пятиконечная звезда, как и у самолета. Машина юрко вбежала во двор, откинулся лючок, на башне появился танкист.

– Гитлер капут? – крикнул он.

– Да, да! – согласно закричали немцы в ответ.

– Тогда по домам! Цюрюк нах хауз!

Люди шарахнулись в разные стороны, как вспугнутые воробьи.

Хохмайстер снял фуражку и швырнул ее в кусты. Для него война кончилась. Потянуло почему-то в Карлсхорст.

По дороге он встретил заросшего седой щетиной человека в гражданском костюме явно с чужого плеча.

– Назад! – закричал он. – Там русские!

– Где русские? – не понял Хохмайстер.

– Берлин пал. Красные наводнили его.

Маркус понял: перед ним, выставив распухший, как у Леша, живот, стоял один из тех, кто еще недавно распоряжался судьбами простых смертных. Теперь нацисты постараются раствориться среди таких же палачей, какими были сами, а победители наткнутся на глухую стену отрицания: никто не вспомнит имен преступников, никто не захочет отвечать за существование концлагерей, «душегубок» и газовых камер. Даже припертые к стенке уликами, они станут ссылаться на приказ. Получится, что немцы были всего лишь нацией исполнителей приказов и, следовательно, не могут нести ответственности…

«А ты сам-то далеко ушел от этого нациста?» – подумал Маркус, глядя на одичавшего от страха толстяка.

– Идите за мной! У американцев будет безопасней, – с повелительной ноткой, от которой пока не отвык, проговорил нацист.

– Нет уж, с меня хватит.

– Ты не немец!

У Хохмайстера сжались кулаки. Ими, пожалуй, он еще мог вышибить дух. Нацист отбежал на безопасное расстояние, выругался и чуть не бегом кинулся в другую сторону.

2

В Берлине шли уличные бои, а некоторые части 3-й гвардейской танковой армии, в составе которой числился полк тральщиков Павла Клевцова, обтекали город с юга. Они наступали на Потсдам, чтобы скорее замкнуть кольцо окружения и выйти к Эльбе на соединение с войсками союзников.