Операция «Эрзац» - [16]

Допросить арестованного Лозин решил после получения данных обыска и экспертизы. Сейчас же Лозин придирчиво вчитывался в текст, внимательно рассматривал каждую букву. Что-то неуловимое тревожило его в этих документах, а схватить это «что-то» пока не удавалось. Перечитывая бумаги, быть может, в пятый раз, он обратил внимание на то, что командировочное предписание было датировано двадцать первым ноября сорок первого года, на удостоверении личности стояла дата выдачи — двадцать седьмое сентября. Рукописный текст документов был вписан разными почерками: в командировочном предписании буквы имели сильный наклон влево, в удостоверении личности текст имел не менее резкий наклон вправо. Различие вызвало у Лозина подозрение, была в этом какая-то нарочитость. А главное, что при всей несхожести почерков, в них оказалась одна общая деталь: в обоих документах неоднократно встречалась буква «т», и над каждой такой буквой сверху стояла чёрточка. Все чёрточки по своему характеру и размеру были одинаковые. Под удостоверением личности была подпись начальника штаба Котова, под командировочным удостоверением — заместителя начальника Петрова. И в обоих случаях над буквой «т» в той и другой фамилиях стояли одинаковые короткие чёрточки.

Обыск арестованного не дал никаких результатов. В его одежде не обнаружили ни потайных карманов, ни фальшивых швов, в противогазе, кроме двух кусков хлеба, ничего не нашли. Один из кусков завёрнут был в газету «На страже Родины» от десятого ноября. На полях третьей страницы газеты чернела карандашная запись: «5/XI-37».

На заводе Ломов выяснил, что Щеглов явился туда накануне, провёл весь день в цехе, ночевал в общежитии на территории завода.

Все эти данные пока что не давали никаких конкретных улик.

— Многое зависит от того, что мы найдём в этом конверте, — Лозин указал на конверт, придавленный массивным пресс-папье. — Только что получил заключение экспертизы, даже не успел вскрыть конверт.

Заключение умещалось на одной машинописной странице. Экспертиза утверждала, что удостоверение личности и командировочное предписание, датированные разными месяцами и подписанные разными фамилиями, в действительности заполнены в один и тот же день. Бланки командировочного предписания и удостоверения личности ни в одной из ленинградских или фронтовых типографий не печатались. Шрифты, которыми отпечатаны бланки, имелись до войны в псковской типографии. Рукописный текст, которым заполнены оба бланка, написан одним и тем же лицом.

— Теперь можно приступить к серьёзному разговору, — сказал Лозин.

— Но мы ещё не получили ответа из дивизии, — заметил Ломов.

— Из дивизии мы можем получить четыре варианта ответа. Ответ первый: политрук Хлебников и лейтенант Щеглов в дивизии не числились и не числятся. Ответ второй: названные товарищи пропали без вести. Ответ третий: названные товарищи погибли в бою. И последний вариант: названные товарищи числятся в плену. Каждый из четырёх ответов подтверждает, что мы задержали засланного немцами диверсанта или шпиона.

* * *

Щеглова вызвали в час ночи. Получив ответ на первые вопросы биографического порядка, Лозин спросил:

— Кто командир вашей дивизии?

— Генерал-майор Арбузов.

— А командир полка?

— Подполковник Кадацкий.

— Приходилось вам видеть генерал-майора Арбузова?

— Пока не привелось.

— Командира полка вы, конечно, видели не раз?

— Так точно.

— Опишите его внешность.

— Он высокого роста, слегка сутулится, припадает на левую ногу, — говорят, был ранен под Островом, — на левой щеке, если приглядеться, можно заметить небольшой шрам, это у него ещё с гражданской войны память. Голос зычный, раскатистый — привык командовать. Да, вот ещё — брови: они у него очень густые. — Щеглов говорил быстро, без запинки, уверенно.

«Хорошо заучил, — подумал Лозин, — но умом не блещет. Не понимает, что зубрёжка прёт наружу».

— Как выглядит комиссар полка?

— Тоже высокий, блондин, носит небольшие усики, говорит с лёгким украинским акцентом, волосы зачёсывает назад…

— Когда вы покинули полк?

— Двадцать первого ноября.

— Скажите, где вы получили хлеб, который обнаружен в вашем противогазе?

— В Доме Красной Армии.

— Я вас спрашиваю не об этом, а о том куске хлеба, который завёрнут в газету «На страже Родины».

— Ах, этот? Я сразу не понял. Это я получил в своей части… сухой паёк…

— Удивительно хороший хлеб, но об этом мы ещё поговорим. Значит, вы родились в Пскове?

— Да… В Пскове, на Советской улице, дом двадцать семь, квартира один.

— Что означает дата на полях газеты?

— Какая дата?

— Вот эта. Видите карандашную запись: пятое ноября тридцать седьмого года. Что означает эта запись?

— Не знаю, я получил хлеб уже завёрнутым в газету.

— Есть у вас знакомые в Ленинграде?

— Нету…

— Никого?

— Никого.

— С какого времени служите в армии?

— С первого дня войны… Пошёл добровольцем.

— Где находятся ваши родители в настоящее время?

— Погибли в Пскове от рук фашистских палачей…

— Откуда вам это известно?

— От партизан. К нам в часть попал один из псковских партизан, он и рассказал мне об этом.

— Как фамилия партизана? Имя, отчество?

— Фамилия? Фамилия Иванов. Имени-отчества, извините, не помню, боюсь соврать…