Операция "Дипломат" - [10]

Эту историю Белоусов хорошо знал.

Сейчас Аня высвободилась из объятий мужа и шутя заметила:

— Поцелуями сыт не будешь. Пойду разогрею картошку и чай. Иди мой руки.

Белоусов открыл кран, склонился над раковиной, поймал ртом струю и быстро, чтобы не заметила Аня, напился сырой воды. Никак не мог он привыкнуть к внушаемой ему Анютой ("без пяти минут доктором", как любил он ее называть) мысли: "сырая вода вредна, так как она подается из загрязненных источников".

Аня уже зажгла керосинку и в халате, тапочках легко, бесшумно двигалась по кухне.

Максим откровенно залюбовался ею. И хотя у жены уже начал обрисовываться под халатом живот, она по-прежнему была стройна и, как многие беременные женщины, еще более мила, обаятельна и даже величественна. Ее карие глаза, обрамленные сверху широкими дугами черных бровей, а снизу — синевой от усталости и недосыпания, смотрели спокойно и нежно. Белоусов невольно вспомнил первое знакомство с Аней в военном госпитале.

Временное правительство, образованное в результате Февральской революции, первые месяцы особо не притесняло ни организаций, ни собраний большевиков. В Окске в открытую формировались и обучались отряды красногвардейцев. Однако с середины лета семнадцатого года положение резко изменилось. Начались стычки красногвардейцев с юнкерами, те вскоре перешли в открытое наступление, взялись за ликвидацию большевистских комитетов. Однако раненых красногвардейцев пока беспрепятственно продолжали лечить в военном госпитале. А с 28 июля в госпиталь перестали принимать раненых большевиков и начали досрочно выписывать недолечившихся красногвардейцев.

Савелий Бугров направил свой отряд во главе с Белоусовым в госпиталь.

— Где кабинет главного врача? — спросил Максим у хорошенькой кареглазой девушки в чистом, до блеска накрахмаленном халате, которая встретилась ему в узком коридоре, заставленном койками с больными.

— А зачем он вам? — спросила девушка. — Я дежурю по этому этажу и должна доложить врачу, кто его хочет видеть.

— Мандаты при нас. Ведите прямо к нему. Мы из комитета большевиков.

— Ах, вот оно что! — неожиданно для Белоусова обрадовалась девушка. А я-то думала — от эсеров. Вы насчет своих раненых? Поговорите с ним. Мы, медсестры и нянечки, хотим объявить забастовку, если так будет продолжаться. Больные все одинаковые. Никаких различий между ранеными не должно быть, — торопливо говорила она.

— Как вас зовут? — с интересом спросил Максим, которому понравились такие рассуждения. — И кем здесь работаете?

— Зовут меня Анной, работаю сестрой милосердия. Сочувствую большевикам. — И, словно отвечая на вопросительный взгляд Белоусова, тихо добавила:

— Отца на днях избили нагайками полицейские. Так кого же мне любить и уважать?

— За что его так?

— Выступил с воззванием к рабочим вагонного цеха железнодорожных мастерских. Там он работает слесарем.

— В митинге участвовал, и только?

— Именно. Вы понимаете, они получают в два раза меньше, чем рабочие в других цехах. Их замучили штрафами. Отец от имени уполномоченных цеха призвал рабочих к стачке, пока администрация не удовлетворит их требований.

— Что за требования?

— Повысить расценки вдвое. Отменить сверхурочные и работу в праздники. Удалить мастера Филимонова за дикие издевательства над рабочими и шпионские доносы в полицию. Но Филимонов вовремя позвонил куда следует. Налетели полицейские, высекли отца и еще троих уполномоченных нагайками. Пригрозили арестом. Отец третьи сутки пластом лежит.

— Сейчас они все могут, — возмутился Белоусов. — Отцу нужно пойти к врачу и засвидетельствовать побои. Справка пригодится. Не все их верх будет.

— Да кто ему даст нынче такую справку?

— Пусть не говорит, что от полиции пострадал, а скажет — хулиганы избили.

В госпитале Максим Белоусов быстро и точно справился с заданием. Сочувствие персонала к его словам было полное: раненые красногвардейцы так же нуждаются в помощи медиков, как и все остальные. Маленький лысый главврач в очках с золотой оправой враждебно молчал, но, видимо, покорился воле большинства.

Когда Максим вышел из госпиталя, перед ним словно из-под земли выросла сестра милосердия Аня. Она была в кофточке поверх платья, косыночке. Без халата. "Значит, сдала дежурство и уходит домой", — подумал Белоусов.

— Спасибо вам… Теперь все должно быть по-другому. Вы так страстно, убедительно говорили. И мою историю привели в пример, с отцом. Я сначала испугалась, а потом подумала: пусть…

— Да как же было ваш пример не привести?.. — Белоусов вдруг осекся и неожиданно спросил: — Вам куда?

— На улицу Пушкина. Это далековато. Окраина.

— А что если я вас провожу?

— Спасибо. Буду рада. Тем более, я боюсь ходить по улицам, когда стемнеет. С сумерек до утра в городе хозяйничают бандиты. Вы же знаете.

— Идемте.

Дорогой оба молчали, им совсем не хотелось говорить, им и так было хорошо друг с другом.

Наконец Аня сказала:

— Пришли. Здесь я и живу с сестрой, мамой и отцом. Если бы не так поздно, зашли бы в палисадник посидеть на скамейке.

— В другой раз. Я к вам обязательно сам зайду на днях в госпиталь. Позвоню, узнаю, когда вы дежурите, и приду.