Операция 'Бассейн с подогревом' - [22]

- Это мы для того сюда ехали, чтобы ты жил на другом конце света? сказал он.

- Я буду приезжать в гости, папа, - ответил я.

- Смотри, питайся там по-человечески, - сказала мама.

- Не волнуйся, мама, - сказал я.

- А ведь мы с тобой можем уже не увидеться по причине состояния здоровья, - сказал дедушка Эмма.

- Увидимся, увидимся, - сказал я. - Ты смотри, не болей только.

- Тебе не мешало бы подыскать себе жену, - сказала Дора Мироновна. - А потом уже ехать.

- Я там себе подыщу, - сказал я.

- Иди сразу учиться, - сказала мама. - Не трать времени впустую.

- Выбери приличную специальность.

- Юристы прекрасно зарабатывают.

- А врачи, можно подумать, плохо?

- А что это за девочка?

- С деньгами - поможем.

- Американка. Улыбается. Они здесь все улыбаются.

- А глаза грустные.

- Что ж ты к нам ни разу не привел познакомить?

- Хелло! Хаварью!

- Я лично, кроме Пенсильвании и Мериленда вообще нигде не была. Нет, я еще во Флориде была, но мне тогда было шесть лет и я почти ничего не запомнила. Единственное, что я запомнила - это бесконечные трупики армадилл вдоль дороги в Форт Джеферсон, там моя бабушка жила, но она там уже не живет. Мы ее сюда перевезли с братом, в дом для престарелых. Она всегда была очень общительной женщиной, и сейчас у нее тоже друзей - миллион. Правда, ей кажется, что их нее еще больше: у нее Алцхаймер, и каждое утро она со всеми знакомится по новой, - сказала Рэтчел.

Письмо седьмое

Друг Витя!

Ты сошел на остановке А, а она, наоборот, села на остановке А'. Так вы, собственно, и разминулись. Вторая и главная ваша встреча не состоялась: разные остановки, разные города. Она подсела к носильщикам в купе, стала рассказывать о себе. Сначала они только поддакивали, потом погасили свет и стали душить. Ты (другой ты, тот ты в одной безрукавке в мелкую клетку был и штанах из лавсана, а этот ты уже в свитере, типа геолога или студента физмата) спас ее от носильщиков. Ты карате знал и бокс. Одному носильщику поддых врезал, другому тоже поддых, но ногой. Как ты во тьме разобрал, где кто - не могу сказать. Если б ты ей поддых врезал - не видать бы ей двойни (у нее двойня родилась к середине девяностых). А тот ты, что сошел на остановке А, купил булочку в буфете, бутылку сельтерской, присел на скамейку в зале ожидания - до следующего поезда было около часа, и стал вспоминать, как студентом бегал за одной, и тогда тоже поезд был, и куда-то все ехали (на практику? за город?) и ты остался с ней наедине, и она сказала тебе: ты мне очень нравишься, ты веселый и красивый, а ты знал, что ты веселый, но сомневался, что красивый, и тебе эти слова понравились, и ты поцеловал ее, а она сказала "ого". Просто "ого", без восклицательного знака и, кажется, с маленькой буквы. Потом вы сошли на остановке А', на той самой, и долго шли по пыльной дороге, и был запах сухой травы, и в траве что-то верещало, и вдруг навстречу вам тот, что спасал ту, которую в вагоне душили, только он тогда еще школьником был, и папа ему велосипед на день рождения подарил, "Орленок", и вот едет он в сумерках на велосипеде вам навстречу, и вы его спрашиваете: мальчик, где здесь улица такая-то, вас там ждут уже, а он не знает, где эта улица, но делает вид, что знает, ему неловко признаться, что он не знает - он ведь местный, - и долго объясняет: сначала туда, потом направо, потом памятник на площади, магазин на углу бакалейный, совсем вас запутал, короче, но вы все равно нашли эту улицу, городок-то маленький, даже не городок, а скорее поселок городского типа. И вот вы заходите в дом, а вас там уже ждут, и среди гостей была та самая женщина, которую душили в поезде, а ты и не знал этого.

И тут подошел твой поезд.

17. ВМЕСТО ДО СВИДАНИЯ

С родными мне довелось встретиться только через два года. К тому времени я уже почти окончательно определился с выбором профессии (скорее юриспруденция, чем медицина), вовсю экспериментировал с цветом волос, питался исключительно здоровой пищей, занимался трансцендентальной медитацией и встречался с девушкой-скульптором по имени Марси.

Визит, однако, получился грустный. В Нью-Йорке умирал дедушка. Подключенный к дюжине проводков и шлангов, посеревший и осунувшийся, он лежал в затрушенном бронкском госпитале, в палате на шесть коек, и его брил папа, тоже посеревший и тоже осунувшийся. Для человека с захлопнувшейся почкой и легкими, работающими вполсилы, дед Эмма был неожиданно многословен. Не замечая моего присутствия, он делился с соседом-китайцем воспоминаниями старого курильщика. Китайца, уставившегося в телевизор, дед почему-то именовал лапочкой.

- Я, лапочка, - еле слышно говорил дед, - всё, что имеется в магазинах, за эти годы перекурил. Всё, без исключения. "Житан", "Герцоговину Флор", "Бенсон-н-Хеджес", "Волну", "Шипку" с "Казбеком" "Парламент" "Вирджинию Свимз", лапочка, все эти новые "Нау", "Тру" с ментолом, без, кингсайзы, "Тайм", "Ньюпорт", юнеймит -- айсмокит. И вот, лежу я себе на смертном одре, перебираю все это в голове и заявляю вполне официально и во всеуслышанье: лучше нашего "Сальве" ничего еще не изобрели. Лучше, чище, ароматней. Я понятно говорю? С, А, Л, мягкий знак, Ве. В китайском есть мягкий знак? Молчишь? Что-то я сомневаюсь, чтоб он там был, лапочка.