Операция "Альфа" - [62]

— Возможно, возможно… — вмешался Стивенсон. — Я считаю, что эту фразу можно было оставить, но если вы напишете ее несколько по-иному. Например: Полученные сведения нуждаются в подтверждении. Тогда никакого спора не будет. Да, совсем забыл, дней двенадцать или тринадцать назад вы, господин Бинь, оставили в кармане пижамы клочок бумаги. Когда девицы относили ваше белье в стирку, они нашли его и принесли нам. Там был нарисован круг и в нем квадрат. Вы не знаете, что это могло бы означать?

— Уже не помню. Возможно, нарисовал просто так, ради забавы. А как вы это понимаете?

Стивенсон налил вина, кивком пригласил Биня выпить. Глаза его сузились от удовольствия. Нет, ему положительно все больше и больше нравиться этот вьетконговец.

«Переманить на свою сторону, выучить и использовать, сделать своим помощником, как это было бы эффектно в плане политическом и как это пригодилось бы мне в моей последующей работе, — подумал он. — Такого льва, пожалуй, обучишь поскорее, чем всех этих бездарных лисиц!»

Он отпил вина, попробовал холодной закуски и ответил Биню:

— Я немного занимался изучением китайской историографии. Ваш рисунок можно понимать следующим образом: круг и в нем квадрат символизируют ограничение, лишение свободы. Возможно, вы хотели использовать эти знаки, чтобы передать вашим друзьям: «Я нахожусь в заточении, но не теряю революционной честности и воли, чтобы ваши товарищи действовали в соответствии с обстановкой». Не так ли, господин подполковник?

- Пусть будет по-вашему, господин американский советник.

— Ну, а если бы сейчас вам выдалась возможность послать вашим товарищам такой листок, что бы вы на нем нарисовали?

— Возможно, нарисовал бы квадрат в искривленном и разорванном круге. Как считаете, стоит это сделать?

— Нет, не стоит, господин Бинь. Круг будет абсолютно круглым и уж никак не разорванным, а квадрат утратит свои острые углы, они уже и так несколько сглажены! И еще, если внутри этого квадрата вы нарисуете маленький кружок, то смысл письма станет более полным.

— Я вас не понимаю.

— Маленький кружок, лежащий в квадрате, символизирует мудрость и гибкость. Круглый шарик катиться в любую сторону и легко может проникнуть в любое место. Одаренный человек подобен воде, а иногда она обладает такой силой, что размывает берега, иногда бывает так остра, что точит камень, но когда она в сосуде, то форма ее круглая, а когда в трубе — длинная. Словом, все так, как принято говорить у вас: «Нужно быть твердым в принципах, и в то же время предельно гибким».

— В других случаях, возможно, да, но в данном конкретном случае такого быть не может. Вы очень ловко подвели меня к поражению и сделали игрушкой в своих руках. Рассматривайте это как гибкость в пределах твердых принципов. Я никогда не предам свою родину, и моя родина никогда не простит подобного предательства!

— Помнится, утром шестого сентября вы согласились сотрудничать с нами на условиях, которые были приняты обеими сторонами.

— Вы не должны забывать, что это сотрудничество вынужденное, и я всегда буду искать способа снять с себя все обязательства.

— Хотите чтобы квадрат навсегда сохранил свои острые углы? Но ведь мы, в свою очередь, будем ежедневно сужать круг, и квадрат под этим напором все больше и больше станет напоминать круг, господин Бинь.

Бинь, опершись локтями о стол, принялся тереть виски и закрыл глаза. Воцарилось молчание.

Стивенсон подмигнул Фонгу и поднялся, тихо сказав чуть ли не в самое ухо Биню:

— Мы очень сожалеем, что довели вас до головной боли. Вы еще не совсем здоровы. Сожалею также, что пока не могу предоставить вам такого же комфорта, каким пользуются другие высшие офицеры республиканской армии. Мы вынуждены усилить охрану, пока ваш квадрат не потеряет свою форму! До свидания!

Бинь не ответил и даже не поднял головы, когда они выходили из комнаты.

***

Бинь, заложив руки за спину, прогуливался по спальне и столовой. Ему, наконец, разрешили выходить в коридор, опасаясь, что от такой неподвижной жизни он может заболеть. К тому же единственный выход со второго этажа был через лестницу, а в самом начале ее круглые сутки несли вахту два дюжих полицейских. На ночь двери столовой запирались, и Бинь не мог выходить в коридор.

Бинь уже знал, что в коридоре подсматривающих устройств нет, однако не задерживался там подолгу, чтобы не вызвать никаких подозрений. Каждый день он ходил ровно четыре часа по этому маршруту: спальня — столовая — коридор, в том темпе, который позволяла его изувеченная нога.

Вот уже более двадцати дней он не получал никаких известий ни от Зет-8, ни от центра. Жизнь его шла однообразно. Вставал в пять утра, делал зарядку в спальне, потом шел в ванную, завтракал, два с половиной часа «прогуливался» по своему маршруту, слушал «Голос Америки», читал книги, обедал, отдыхал, снова полтора часа «прогуливался», читал книги, ужинал, слушал радио, делал вечернюю зарядку, а в половине одиннадцатого ложился спать.

Он понимал, почему нет известий, но сохранял озабоченный даже встревоженный вид.

Его противник проявлял большее нетерпение. Пять дней назад — это было в девять часов утра третьего октября, когда он слушал радио, — раздался телефонный звонок. Бинь медленно прошел к аппарату, дождался третьего звонка и лишь тогда снял трубку.