Операция «Адмиралъ» . Оборотни в эполетах - [25]

Сегодня, желая представить большевиков как жестоких и кровожадных уголовников, пишут всякое. Одни — что большевики расстреляли Колчака, другие (понимая: ложь уж слишком явная) — что Колчака расстреляли по приказу Ленина. Приказывать иркутским меньшевикам и эсерам (напомню, что в 1918 году эсеры организовали покушение на Ленина) Владимир Ильич мог с таким же успехом, как если бы он отдавал приказы Колчаку, японцам или английской королеве (части Красной армии вошли в Иркутск только 7 марта 1920 г.).

Говорю так не потому, что большевики поступили бы иначе. Но Ленин настаивал, чтобы Колчака доставили в столицу — чтобы судить и выявить всех виновных, все преступления. Этому есть подтверждения.

Но попытки заполучить арестованного Колчака и переправить в Москву не удались. Судить и развенчать — это нужно было большевикам, но кто-то очень хотел, чтобы этого не произошло, и Колчак был расстрелян.

Известно, что Ленин настаивал и на том, чтобы привезли царскую семью в Москву. Но был еще ВЦИК (Всероссийский центральный исполнительный комитет), который возглавлялся Я.М. Свердловым, именно там было принято решение об уничтожении царя.

Прибавим к этому, что была еще, правда, шифровка из Москвы в Иркутск относительно расстрела Колчака, но, вопреки утверждениям некоторых «знатоков истории», на ней не было подписи Ленина. О том, кто послал эту шифровку (из большевистской Москвы эсерам и меньшевикам, врагам большевиков!), можно только гадать. Это еще одна загадка операции «Адмирал»…

* * *

В заключение этой части книги скажем, что с юридической точки зрения Колчак по-прежнему является преступником. На этот счет есть совершенно определенное решение: «Прокуратура Омской области, изучавшая по заданию Генеральной прокуратуры РФ архивные материалы о деятельности Верховного правителя России Александра Колчака, не нашла оснований для его реабилитации».

Ранее военным судом уже рассматривался вопрос о реабилитации адмирала Колчака в соответствии с Законом РФ «О реабилитации жертв политических репрессий». Определением суда Колчак был признан не подлежащим реабилитации.

Часть 5. СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ

Мы приводим свидетельства М. Жанена и Георгия Гинса, при этом обращая внимание читателя на то, что эти записи были тщательно отредактированы авторами, пик. предназначались для опубликования. Однако даже из этих «причесанных» мемуаров становится ясным очень многое из того, что касается истинной роли адмирала Колчака, а также действий американцев, англичан, французов и чехов в Сибири.

Морис Жанен. ОТРЫВКИ ИЗ ДНЕВНИКА

(впервые эти отрывки из дневника М. Жанена были опубликованы в парижском журнале «Славянский мир». № 12 за 1924 г. и №№ 3 и 4 за 1925 г.)

…12 сентября 1918 г. Масарик[5] занимает (в Вашингтоне) квартиру в огромном отеле, недалеко от французского посольства. Из окон — прекрасный вид на город. Две или три комнаты заняты под канцелярию для секретарей. Кабинет меблирован скромно: много книг и брошюр.

Вначале мы долго беседуем о том, что произошло в России с тех пор, как мы виделись в Могилеве. Он рассказывает мне о чехословацких войсках в России, говорит, что главное командование добросовестно занялось их формированием лишь после назначения генерала Духонина. Все его предшественники (Духонин представил доказательства) разрешали это на словах, но запрещали втайне. Я отвечаю, что прекрасно знал о существовании на высших и низших постах людей, которые методически чинили препятствия. В главном штабе, например, было потрачено полтора года на составление для этих войск полевого устава. Мне пришлось даже протестовать против намерения коменданта концентрационного лагеря наказать чехов за то, что они праздновали тезоименитство Франца-Иосифа. В министерстве иностранных дел шла серия интриг под руководством М. Прикорского, известного австрофила и мадьярофила и пр. и пр. На Керенского, наконец, в этом отношении можно было положиться не более, чем на других. Во всяком случае, меня удивляло, что даже такой честный человек, как Алексеев, и тот действовал исподтишка, равно как и Гурко, у которого это было не в характере и который энергично поддерживал Стефаника.

Он рассказывает мне, что пришлось ему переживать в Киеве в те дни, когда город подвергался бомбардировке, он рассказывает, как улицы, по которым ему приходилось проходить, обстреливались из пулеметов, причем он не знал, двигаться ли вперед или вернуться обратно. Все это рассказывается очень просто. С той же простотой рассказывает он и о днях, прожитых в одном, подвергшемся бомбардировке, московском отеле, откуда его и несколько других лиц посылали в качестве парламентеров.

Он переходит затем к своему проекту провести чехословацкую армию через Сибирь и упоминает о строгом нейтралитете, которого он предписал придерживаться в гражданской войне в России. Нейтралитет считает он необходимым и в настоящее время. Я спрашиваю его, предполагал ли он, что ему действительно удастся выполнить этот проект. Мы в Париже думали, что большевики, как агенты немцев, не пропустят на западный фронт подкрепление, имеющее столь важное значение с любой точки зрения. Он отвечает, что также не рассчитывал довести свой проект до конца без помехи.