Операционный синдром - [16]

— Я не безумен… Я не безумен… — Он вонзил ногти в ладони и несколько раз резко и глубоко вдохнул. Неопределенные мысли проносились в его мозгу.

— Я потеряю сознание… непоследовательная замкнутость… бесноватая одержимость… головокружение… внутренняя сущность, вырастающая из либидо… тропическая лихорадка… сумасшедший, как мартовский заяц, — голова доктора повисла.

— …Non compos mentis… aliene… avoir le diable au corps[3] — что произошло с Сиэтлом? Что произошло с Сиэтлом? Что произошло… — его дыхание стабилизировалось, он замигал. — Ничего, кажется, не изменилось, не изменилось, не изменилось… Это просто бред. Мне надо взять себя в руки.

Ему обожгло пальцы на правой руке. Эрик выбросил окурок.

— Может, я не прав? Что происходит на улице? — Он направился к ступенькам и успел пройти полпути, когда погас свет. Ему сдавило грудь. Эрик на ощупь добрался до двери и, держась за стальные перила, вскарабкался по лестнице в тускло освещенную прихожую. Он посмотрел на кирпичи из цветного стекла рядом с дверью и напрягся, услышав на улице звуки выстрелов. Эрик пробрался на кухню и, встав на цыпочки, выглянул через окно вентилятора над раковиной.

Люди! Улица кишела людьми — кто-то бежал, кто-то целеустремленно шагал, кто-то бесцельно шлялся, некоторые были одеты, другие — полуодеты, а третьи — совсем голые. На противоположной мостовой в луже крови лежали распростертые тела мужчины и ребенка.

Эрик покачал головой, повернулся и прошел в гостиную. Свет неожиданно вспыхнул, погас и снова загорелся. Он переключил видеосистему на программу новостей, но увидел лишь полосы на экране. Доктор включил ручное управление и настроился на станцию в Такоме. Вновь только полосы.

В эфире была станция Олимпия, диктор читал прогноз погоды.

— Завтра днем переменная облачность с дождем. Температура…

Рука, держащая лист бумаги, попала в поле зрения диктора. Он остановился и просмотрел листок. Его руки затряслись.

— Внимание! Наша передвижная студия передает из Клайд Филд, где проходят гонки на турбоболидах. Наши корреспонденты сообщают, что Скрэмбл-синдром поразил города-спутники Сиэтл и Такому. Пострадало более трех миллионов человек. Предпринимаются экстренные меры. Дороги из городов заблокированы. Известно, что есть жертвы, но…

Диктору вручили новый листок. Когда он читал, на его челюстях играли желваки.

— Турбоболид врезался в толпу зрителей в Клайд Филд. Количество смертных случаев оценивается в триста человек. Медицинская помощь пока недоступна. Все врачи, слушающие эту передачу — все врачи — немедленно свяжитесь с федеральным штабом по чрезвычайным ситуациям. Срочные медицинские…

Свет опять мигнул, и экран погас.

Эрик подумал: «Я ведь доктор. Что мне делать сейчас, когда моя правота подтвердилась: выйти на улицу и оказывать медицинскую помощь или спуститься вниз и закончить телезонд? Поможет ли это кому-нибудь, если я закончу работу?» — Он заметил, что дышит очень глубоко. — «А, может быть, я такой же сумасшедший, как и остальные? Я действительно делаю то, что мне кажется? Или я безумен, и это все — мой бред?»

Доктор захотел ущипнуть себя, но понял, что это ничего не доказывает.

«Мне нужно двигаться вперед, как будто я здоров. Все остальное на самом деле — сумасшествие».

Эрик решил закончить телезонд, нашел в спальной фонарик и вернулся в лабораторию. Там под коробками в углу он нашел давно не использовавшийся резервный генератор. Доктор выкатил его в центр лаборатории и осмотрел. Мощная спиртовая турбина, по-видимому, была исправна. Подпружиненная крышка топливного бака отскочила, когда он открыл ее. Топливо заполняло бак более чем наполовину. В углу, где хранился генератор, Эрик нашел две бутылки со спиртом. Он залил топливо, закрыл крышку и накачал в бак воздух.

Эрик подсоединил силовой кабель генератора к распределительному щитку лаборатории. Стартер сработал на первом обороте. Турбина завыла, перекрыв весь звуковой диапазон. В лаборатории включилось освещение, сначала тусклое, затем оно нормализовалось.

В двадцать две минуты восьмого по настенным часам Эрик припаял последний провод. Он прикинул, что прошло полчаса, прежде чем заработал генератор, следовательно, на самом деле было около восьми вечера. Эрик почувствовал сомнение, странное нежелание испытать законченную машину. Его бывший энцефалорекодер предстал таинственным лабиринтом переплетенных проводов, защитных экранов, нагромождения ламп и кристаллов. Единственной знакомой частью в трубчатом каркасе аппарата оставалась полусфера с контактами к голове, нависающая над креслом.

Эрик взял сетевой кабель и подключил его к портативному переключателю, который закрепил внутри машины рядом с креслом. Он отодвинул косы проводов и пробрался в кресло. Его рука лежала на выключателе, но Эрик не решался включить аппарат.

Он подумал: «Я действительно нахожусь здесь, или это какой-то фокус подсознания? Возможно, я сижу где-нибудь в углу и сосу большой палец. Может быть, я уже разобрал телезонд на части или собрал его таким образом, что он убьет меня, стоит мне его включить».

Эрик опустил взгляд на выключатель и убрал руку. Он решил, что нельзя просто так сидеть, это тоже безумие. Доктор взял полусферический шлем и надвинул его на голову. Он почувствовал уколы там, где контакты прошли сквозь волосы до самой кожи. Обезболивающие иглы оказали воздействие, притупив кожную реакцию.