Опер против святых отцов - [4]

- Так точно. Никого выходящим из подъезда в это время он не видел.

- Значит, Сросшийся через чердак ушел. Наверняка он все окрестные чердаки изучил. Проверяли подъезд?

- Люк на чердак был открыт.

- Ну вот, ушел Сросшийся по нему и спустился через другой подъезд. Я систему чердаков в этом доме знаю: почти везде в старых домах по Мясницкой так же. Уйти поверху - милое дело. Мог даже по крышам, они там друг к другу лепятся.

- Маловато у нас примет по этому Сросшемуся.

- Ничего, брови не сбреешь. Оставим пока исполнителя, мотив убийства нужен. Кто мог Пинюхина заказать? После покушения на Бориса Федорова там следаки все вылизали. И вряд ли на этом пепелище что-то новое накопаешь. А по Ячменеву, который в "Главтуре" основным стал, что слышно?

- Из комсомольцев, начинал в ЦК ВЛКСМ...

- Погоди, Гена! А пинюхинская-то гостиница "Пальма" как раз из бывшей цековской общаги переоборудована.

- Ну, уж общаги! Жильцы, наверное, неплохо жили.

- Кое-какие, конечно. Но теперь ее не узнать, весь дом изнутри перестроили. Знаешь, как сейчас крутые организации перелопачивают? Ломают всю начинку дома, вплоть до перекрытий, лишь стены остаются. А потом по международному классу внутри отстраивают.

- Ты не случайно об аренде этого дома жену Пинюхина спросил?

- А то как же? Здание внутри - конфетка, забредал я туда по делам. Я почти был уверен, что хозяин его не Пинюхин, слишком лакомый кусок для директора турагентства. Наверное, Москомимущество домом владеет. А какие криминалы нынче по туристам этим? Раньше не особенно их убивали. Вернее - тех, кто жирел на путешественниках.

- Безусловно, - раздумчиво сказал Топков, - это же не нефтяной бизнес. Правда, много было дел по облапошиванию желающих осмотреть чудеса света. Создавали подставные турфирмы, собирали с людей деньги и исчезали.

- Вряд ли Пинюхин таким гоп-стопом стал бы заниматься. Ведь был в верхушке "Главтура" с его ежегодными миллионами баксов. Тем более - бюджетных, мог черпать из них царской рукой. Что-то здесь должно быть другое. Поковыряй связи комсомольца Ячменева. Тот из ЦК ВЛКСМ, здание Пинюхина по той же линии.

- Когда это, Сергей, было? Эти американо-комсомольцы уж забыли, с какой организации воровать начинали.

- Почему "американо"?

- А их на Западе советологи так называли. Такие же они, как коммунисты послесталинского замеса, которые из идейных большевиков превратились в членов партии. Этим хлебную карточку КПСС давала, а высоким комсомольцам - их МК, ЦК, обкомы. По-американски лихо кроили, взять зашибаловку с теми же студенческими строительными отрядами.

- Это было больше в стиле Америки времен Дикого Запада.

- Конечно, теперь в США с их прорвой законов так не развернешься. А ковбойская ухватка комсомолятам ныне пригодилась. В российском диком капитализме они как щуки в воде.

- Да, подросли щурятки. И славно нахапали, до сих пор то наследство пулями делят.

- Не поделят, - мрачно сказал Гена.

- Почему? - серьезно спросил его капитан.

- Потому что костью подавятся.

Бывший университетский студент Топков, такой же бессребреник, как его старший напарник опер Кость, обыграл это прозвище, прилипшее к Кострецову из-за его упертости еще в школьных драках. И капитан смущенно опустил глаза, начал вытаскивать из стола папки, показывая, что на сегодня их служебная беседа закончена.

Глава 2

В своей отделанной по евростандартам квартире на Арбате, где квадратный метр стоит почти три тысячи долларов, архимандрит Феоген Шкуркин раздумывал о едущей к нему с дачи старой подруге Марише. Он прятал ее все лето там, в своем кирпичном коттедже на Рублевском шоссе, чтобы давний грех не выплыл наружу.

Начинал церковную карьеру Шкуркин в восьмидесятые годы монахом при офисе Троице-Сергиевой Лавры. Место было ходовое: принимать знатных гостей и иностранцев. Но не вышло у Феогена сработаться с начальником офиса, то есть делить почет и доходы, как бойкому Шкуркину хотелось. Начальник сбагрил его духовником в отдаленный женский монастырь. Там Феоген увидел монахиню Марию, которая теперь стала Маришей.

Прошлое Мариши не удалось до конца выяснить Феогену на ее исповедях, которые быстро приняли двусмысленный, страстный характер. Эта крутобровая девушка с серыми глазами-озерами, точеной фигурой, которую не могло скрыть мешковатое монастырское одеяние, когда-то водилась в Москве с наркоманами, потом связалась с сектантами и наконец горячо обратилась в православие.

Мариша делилась с духовником своими наваждениями - сплошь эротического характера. Развратные сцены якобы преследовали девицу во сне, и она, описывая их, просила расшифровать Феогена, что именно они ей пророчили. Например, она рассказывала, как берет во сне мужской член в рот, и тут же интересовалась:

- Как же возможно - в рот? Ведь мы принимаем этими губами святое причастие.

Или живописуя, как с ней сношаются через заднепроходное отверстие, задавала якобы бесхитростный вопрос:

- Ведь это содомский грех! Или с женщиной можно совокупляться и в это место?

Феоген, парень в соку, потел от ее рассуждений. А что он, монах, знал и в таких делах мог "расшифровывать"? Правда, насчет заднепроходных отверстий он достаточно наслушался в церковной среде, где гомиков хватает. И Феоген подхватывал: