Опасные соседи - [31]

Я отчаянно хотел поговорить с ним обо всем, что тут происходило, о разрушении моего мира, но я боялся, что это будет все равно что содрать струп с последних остатков его чувства собственной значимости. Он казался таким уязвимым, сломленным. Однажды в начале лета я увидел его в обеденное время. Он стоял у входной двери и, держа в руке мохеровую кепку и пиджак, проверял содержимое своего бумажника. Наши уроки закончились, и мне было скучно.

— Куда ты идешь? — спросил я.

— В мой клуб, — ответил он.

Его клуб. Несколько прокуренных комнат в доме, в переулке рядом с Пикадилли. Я был там однажды, когда мама куда-то ушла, а наша няня так и не появилась. Вместо того чтобы торчать дома с двумя маленькими скучными детьми, ему захотелось немного развлечься, он посадил нас на заднее сиденье черного такси и отвез в свой клуб. Мы с Люси устроились в углу с лимонадом и арахисом, в то время как отец сидел за столом, курил сигары и пил виски с мужчинами, которых я никогда раньше не видел. Я был очарован этим местом, не хотел уходить оттуда, мысленно молил небеса, чтобы наша няня больше никогда не приходила.

— Мне можно пойти с тобой?

Он недоуменно посмотрел на меня, как будто я задал ему сложный вопрос по математике.

— Пожалуйста. Я буду вести себя тихо. Буду молчать.

Он посмотрел вверх на лестницу, как будто ожидал увидеть на площадке решение головоломки.

— У тебя закончились уроки?

— Да.

— Хорошо. Идем.

Он подождал, пока я надел куртку, затем мы вместе вышли на улицу, и он остановил такси. В клубе он не нашел никого из знакомых, и пока мы ждали, когда принесут напитки, он посмотрел на меня и спросил:

— Ну как дела?

— Не знаю, — начал я. — Я запутался.

— Запутался?

— Да. От того, как складывается наша жизнь. — Я задержал дыхание. Это был образчик того самого дерзкого поведения, в ответ на которое в прошлом мой отец состроил бы гримасу, перевел взгляд на мою мать и мрачно спросил ее, считает ли она такое поведение приемлемым и какого ребенка они воспитывали.

Но он лишь посмотрел на меня водянисто-голубыми глазами.

— Да, — сказал он и поспешил отвести взгляд.

— Ты тоже запутался?

— Нет, сынок, нет. Я не запутался. Я точно знаю, что происходит.

Было непонятно, что он имел в виду: то, что он знает, что происходит, и держит все под контролем или же он знает, что происходит, но ничего не может с этим поделать.

— И что же? — сказал я. — Что это такое?

В этот момент принесли наши напитки: лимонад на белом кружочке-подставке для меня, виски и воду для отца. Он не ответил на мой вопрос, и я подумал, что, возможно, он и не ответит. Но затем он вздохнул.

— Сынок, — сказал он, — иногда в жизни человек оказывается на развилке дороги. Мы с твоей мамой тоже оказались на такой развилке. Она хотела пойти одним путем, я хотел пойти другим. Победа досталась ей.

Мои брови поползли вверх.

— Ты имеешь в виду, что мама хочет, чтобы все эти люди жили в нашем доме? Она на самом деле этого хочет?

— Хочет? — хмуро переспросил он, как будто мой вопрос был нелеп, хотя явно не был таковым.

— Она хочет жить со всеми этими людьми?

— Боже, я не знаю. Я не знаю, чего хочет твоя мама. И вот что, прими мой совет. Никогда не женись на женщине. Они могут хорошо выглядеть, но они тебя уничтожат.

Ничто из сказанного отцом не имело никакого смысла. Какое отношение брак с женщиной — нечто такое, что вообще не входило в мои намерения, но, с другой стороны, чему я не видел альтернативы: если ты не женился на женщине, то на ком бы ты женился? — имел к людям, живущим в нашем доме?

Я в упор смотрел на отца в надежде, что он скажет что-то понятное и поучительное. Но мой отец страдал эмоциональной глухотой, или же после инсульта ему не хватало словарного запаса, чтобы сказать что-то понятное или поучительное. Он вытащил из кармана пиджака сигару и какое-то время вертел ее, готовясь закурить.

— Разве они тебе не нравятся? — спросил он в конце концов.

— Нет, — ответил я. — Не нравятся. Они когда-нибудь уедут?

— Знаешь, если бы это от меня зависело…

— Но ведь это твой дом. Конечно, все зависит от тебя.

У меня перехватило дыхание. Я испугался, что зашел слишком далеко.

Но он лишь вздохнул.

— Тебе так кажется, не правда ли?

Его тупоумие просто убивало меня. Я хотел закричать, но вместо этого произнес:

— Разве ты не можешь просто сказать им, чтобы они уехали? Скажи им, что мы хотим вернуть наш дом. Что мы хотим снова пойти в школу. Что мы больше не хотим, чтобы они у нас жили.

— Нет, — ответил отец. — Нет. Я не могу.

— Но почему?

Мой голос взлетел на октаву выше, и я увидел, как отец вздрогнул.

— Я сказал тебе, — отрезал он. — Дело в твоей матери. Они нужны ей. Она нуждается в нем.

— В ком? — сказал я. — В Дэвиде?

— Да. В Дэвиде. Видимо, он помогает ей не зацикливаться на ее бессмысленном существовании. Придает ее жизни смысл. Помни, — проворчал он, открывая газету, — что ты обещал молчать. Как насчет того, чтобы держать свое слово?

21

Миллер Роу стоит возле дома на Чейн-Уолк, глядя на экран своего телефона. Он выглядит еще более помятым, чем утром в кафе на Вест-Энд-лейн. Увидев Либби и Дайдо, он расправляет плечи и улыбается.