Опасные пути - [49]

— Пойдем вместе, милая матушка, — сказал Ренэ, — защити меня! Ведь я — твой единственный сын, и ко мне надо иметь снисхождение. Мы идем, отец! — громко крикнул он.

Мать и сын сошли в сад. Лашоссе постоял еще на балконе, глядя вслед проехавшим всадникам, а потом вошел в комнаты и запер двери.

VIII Вечер у Анны Австрийской

Королевский дворец в Тюильери редко пользовался честью видеть в своих обширных покоях торжественные празднества. Занятия в Версале, охота в лесах Фонтенебло, даже пребывание в Венсенском замке гораздо более привлекали короля, чем старый Тюильери. Людовик предпочитал жить в новых зданиях, стены которых возникли, несмотря на всякие препятствия или затруднения, по воле повелителя. Поэтому, если в Тюильери назначался праздник, все высшее общество смотрело на это, как на что-то совершенно необыкновенное. С 1663 года для празднеств открывались только комнаты, обращенные окнами в сад. Праздники отличались строгим и церемонным характером. Непременной их принадлежностью являлись блестящие, но по цвету и покрою строгие туалеты; разговоры велись вполголоса, масса гостей принадлежала к тому времени, которое обыкновенно обозначают выразительным “прежде”.

Королева-мать, Анна Австрийская[8], не могла давать веселые праздники, потому что от нее, женщины, из-за дивной красоты которой боролись представители славнейших европейских государств, осталась одна лишь тень; теперь она была только предмет холодного внешнего почитания, и то лишь потому, что была королевой и что юный монарх считал своим королевским долгом придерживаться по отношению к матери самого строгого этикета. Но никакого значения, никакого влияния эта несчастная королева не имела. Единственным созданием, на котором отразилось ее влияние, был ее собственный сын. Характер Людовика XIV сложился всецело под влиянием его матери. Едва завладев короной, он только и делал, что всячески старался устранить от дел свою мать. Он нежно целовал ее руки и разрывал ее предписания, если они противоречили его желаниям; он окружал ее вниманием и своими шпионами. Бедная королева! Она была несчастной женой, а теперь ей приходилось испытывать неблагодарность собственного сына.

Но Анна Австрийская была еще более достойна сострадания, чем это могло казаться: она была очень больна; великолепные платья и роскошные бриллианты украшали тело, разъедаемое одной из самых жестоких болезней, какие когда-либо постигают несчастное человечество.

Весной 1664 года длинный, блестящий поезд подвигался по дороге к Версалю. Король ожидал гостей. Среди них, окружаемая всевозможными церемониями и почитанием, соблюдение которых надоедало всем присутствующим, находилась и королева Анна. По “приказанию” короля она была первым лицом.

С горечью вспоминала она минувшие дни любви, почета, власти… Почему лишена она теперь этой власти? Она невольно прижала руки к сердцу и вдруг почувствовала страшную, острую боль, подобно раскаленной игле пронзившую ее грудь. Она снова притронулась рукой к больному месту, и снова жестокая боль пронизала ее тело. Но среди многолюдного праздника, окруженная всяческими знаками почитания, со стороны как старых друзей, так и новых врагов, она не имела времени думать о физических страданиях; притом она не придала особенного значения этой боли: вероятно — простуда, и ничего более; несколько часов покоя, — и все пройдет!

Ей пришлось без счета поднимать руку для приветственного жеста или протягивать ее для поцелуя почтительно приближавшимся к ней придворным, и, может быть, вследствие этого к вечеру ее боли усилились. Ей пришлось покинуть зал. Немедленно пригласили доктора Сеген. Осмотрев то место на груди, где королева чувствовала боль, он нашел небольшую опухоль, формой похожую на желудь.

Прекрасное лицо королевы приняло желтый оттенок; боли постепенно все увеличивались. Тихо и одиноко стало вокруг когда-то так окруженной женщины; для нее настали черные дни.

В один вечер королеве было особенно дурно. Боли делались все сильнее, все болезненнее. Больная чувствовала, что ее внутренности разъедает какая-то страшная болезнь и что ее дни сочтены. Королева начала заметно худеть.

Врач короля Людовика, Балло, не скрыл от нее серьезности ее состояния, но не назвал ей имени ужасной болезни. Анна Австрийская, подобно всякому слабому человеку, стремящемуся сохранить свою жизнь, обратилась к тайным средствам: при ее дворе было немало шарлатанов; но и они не помогли, — болезнь делала быстрые успехи.

Однажды к ней привели пастуха, лечившего чудесными природными средствами, которые иногда удается открыть жителям лесов и полей. Он осмотрел больную, и когда она спросила его, что у нее за болезнь (так как из сострадания ей до сих пор не называли ее), он спокойно ответил:

— Вы страдаете раком, Ваше величество! Обратитесь к Господу Богу.

Королева зашаталась, но тотчас оправилась и сказала своей свите, с бледными лицами выслушавшей ответ пастуха:

— Господь ниспошлет мне силы перенести страдания, которые Он посылает мне для моего спасения.

С тех пор королева начала особенно часто посещать Валь де Грас и обитель Шальо. В то же время употреблялись все средства, чтобы остановить движение болезни. Для этого король, в котором заговорило чувство к матери, созвал всех известных врачей. Благодаря их заботам для королевы наступило некоторое облегчение. Она, вероятно, была бы в состоянии продержаться довольно долгое время, но ее съедала гордость, которая так же быстро влекла ее к могиле, как и болезнь. Она ни за что не хотела оставаться вдали от двора молодого короля. Как только жестокие боли временно уступали лекарствам доктора Балло, она появлялась в собраниях, которые устраивал у себя молодой король, и у себя, в тихом Венсенне, поощряла разные игры и увеселения. Казалось, она решилась бороться со страшным врагом и отважно бросила перчатку в лицо противнику, представшему перед ней с косой и часами в руках.