Опасные красавицы. На что способны блондинки - [13]

— Что вы знаете о его сделках?

— Абсолютно ничего. Мы заключили дружеское соглашение, но это все: у меня свой бизнес, а у него — свой. Между нами не было «конкуренции». Он занимался делами, которые может выполнить один человек, не привлекая штат служащих. Нечто вроде посредника. Звучит не слишком престижно или доходно. Но такая работа может оказаться необходимой, полезной и прибыльной. И ни в коей степени бесчестной, — добавил он.

— Вы, случайно, не знаете, чем он занимался последние полмесяца?

— Не имею ни малейшего понятия, — с готовностью ответил он. — Послушайте, комиссар, вы как будто намекаете, что он занимался чем-то сомнительным, а я мог быть в курсе. Нет-нет. Неэтично. Я ничего подобного не знаю. А если бы знал, то ни за что бы не признался. Считайте меня соучастником, но вот что я вам скажу — здесь вы просчитались. Я понимаю, его зарезали прямо на улице. Все это напоминает гангстерский сериал — «О’Брайен знает слишком много, Синдикат должен его убрать». Нет, комиссар, он не играл в грязные игры, по какой бы неровной дорожке ни ходил.

— То же самое сказала мне его жена, но мне хотелось бы услышать ваши доводы. Кстати, вы ее знаете?

— Нет, хотя, конечно, знаю о ее существовании. Никогда не просил его познакомить нас. Это выглядело бы бестактно: ведь я — что-то вроде незаконного пасынка, — засмеялся он. — Но Вадер… он был слишком опытным, слишком рассудительным. И слишком благородным. Он был честным дилером. Посредники… мы иногда обходим закон, пробиваемся через бюрократическую волокиту. Но не думайте, что мы занимаемся темными делами, комиссар.

— Не нужно оправдываться, — сказал Ван дер Вальк. — Я не из финансового управления.

— Я только хотел сказать, — торопливо продолжил Нимейер, — на нашем этаже есть отдел, который специализируется на налоговой политике. Я сам пользуюсь их услугами. Что это такое? Консультант рассказывает вам, как законным путем обойти налоги, избежать конфликта с Акцизным управлением и тому подобное. Он не делает ничего противозаконного; он такой же уважаемый человек, как любой другой в этом городе. Справедливо?

— Не горячитесь, — улыбнулся Ван дер Вальк. — Я должен проверить любое предположение, каким бы нелепым оно ни казалось.

— Все в порядке, мы друг друга понимаем. Могу я еще чем-нибудь вам помочь? Поверьте, мне нечего скрывать.

— Вы никогда не встречались с его женой?

— О да, я видел их вместе — в ресторанах и других местах. Молодая, красивая женщина — у Вадера прекрасный вкус. Алтея? Нет, не Алтея, я все перепутал. Целая куча бывших сводных сестер от другого брака. Я их не различаю, все их имена начинаются на «А».

— Никогда с ними не встречались?

— Нет, все они живут за границей. Кажется, в Ирландии. Как я уже говорил, у Вадера там была фабрика. Но я видел фотографии. Выпив пару стаканчиков, Вадер часто говорил о своих любимых дочерях. Меня это забавляло, ведь они вроде бы мои сестры. Он был эксцентричным стариком, потрясающим человеком. Наподобие старого Кеннеди, своего рода патриарх — не такой богатый, зато более аристократичный. Мне ужасно жаль, комиссар, но моя секретарша уже ждет меня с кипой бумаг. Если понадоблюсь, я в вашем распоряжении, но только не сегодня. Я иду на прием. Вот моя визитная карточка, здесь мой домашний телефон.

Ван дер Вальк поговорил с еще несколькими знакомыми Мартинеса. Он пытался выяснить, встречался ли господин Мартинес с девушками, — оказалось, нет. Он также поинтересовался у этих бизнесменов, видели ли они когда-нибудь госпожу Мартинес, — не видели. Слежка за ней тоже не принесла результатов. Большую часть времени она проводила дома. Тихая, скромная женщина, искренне и по-детски преданная мужу. Словно была его дочерью. Прозвище «Вадер» оказалось не совсем шутливым. Некоторые соседи считали, что она и в самом деле его дочь. У нее было много общего — возраст, внешность — с тремя очаровательными леди с Белгрейв-сквер. Почему-то он все время возвращался к этим леди. Три очаровательные леди… Ему нравилась эта фраза; она приятно звучала.

Комиссар с интересом рассматривал их фотографии. Между ними было смутное сходство, внешность они, видимо, унаследовали от матери — светлые волосы, резкие черты, худощавые лица, в которых проступало что-то славянское, особенно у старшей, у Агнес. У Агаты были более тяжелые черты лица, круглые щеки, пышная грудь и ясные глаза. Самая младшая, Анастасия, оказалась и самой привлекательной, но он решил, что фотография сделана давно; на ней она выглядела не старше двадцати трех, у нее были более тонкие, нежные черты. Фотограф придал ее лицу загадочное, романтическое выражение, что, по-видимому, и вводило в заблуждение.

Последним он посетил Альфреда, который работал в фирме по продаже металлорежущих станков на Ветерингшансе. Он принадлежал к старому поколению, много лет знал Мартинеса, учился вместе с ним в университете, оба ходили в один клуб до войны. Веселый, обеспеченный, разговорчивый старикан. Никаких родственных связей. «Время от времени оказывал услуги дорогому Ксавье». Ван дер Вальк про себя хмыкнул, вспомнив его письмо.

— Возьмите сигару, комиссар. Нет-нет, я настаиваю. Как бы так выразиться, чтобы не выглядеть завистником? Он был умнее меня. — Это многое значило в оценке Альфреда. — Немного… немного неустойчивый, если вы меня понимаете. Считал торговлю недостойным занятием. Старомодный, покровительственный взгляд на коммерцию. Эксцентричный, подвержен внезапным импульсам. Слишком богатое воображение — наверное, я зашел слишком далеко. Достаточно уравновешенный, не вынашивал безрассудных планов, но не всегда проявлял — как бы получше выразиться? — должную осторожность, предусмотрительность — называйте как хотите. Или это было терпение, упорство? Возможно. Он бывал крайне нетерпелив, особенно с глупцами. Весьма одаренный. Превосходный вкус — большой знаток вин и сигар. Светский человек — культурный, с изысканными манерами, хорошо разбирался в искусстве. — Это прозвучало так, словно Альфред считал знание искусства самым большим недостатком бизнесмена. — Пару раз в жизни ему удавалось разбогатеть, но он быстро лишился своего состояния — нет, не знаю как. На бирже не играл, нет. В свое время мы все вкладывали деньги в дутые предприятия. Да, я знал его жену. Я помню его девочек, когда они были маленькими. Три маленькие феи с длинными светлыми волосами, подвязанными большими белыми бантами. Они жили в большом загородном доме с кучей слуг, машин, лошадей. Он тогда был на пути к своему первому миллиону, и вдруг все рухнуло в одночасье. Нет, не знаю почему и никогда не знал. Бросил жену — этого я тоже никогда не понимал, — сбежал куда-то за границу прямо перед самой войной. Мы не виделись много лет. Слышал, что он преуспевает, а потом опять произошло нечто странное. Нет, не имею представления, как будто он внезапно устал от богатства и успеха. И постоянно менял женщин, он большой коллекционер женщин. В этом есть что-то безответственное — нет, не то, что вы думаете; он на них женился, всегда, неизменно женился. Какое-то странное донкихотство; было большой ошибкой жениться на них, комиссар, большой ошибкой.