Опасное знание - [65]

К тому же он смертельно устал. Его дочь и Турин должны были уехать вместе с ним в такси. Внезапно снова появился Харальд. Он подозвал меня к окну.

— Тебя долго не было, — заметил я.

Он лукаво улыбнулся.

— Я посмотрел, в каком состоянии обувь и галоши хозяина, — ответил он.

— Что-нибудь удалось выяснить?

— Кое-что, — ответил он и продолжал шепотом: — Я нашел тот самый узор на подошве и кнопку. А теперь я пойду. Ты можешь остаться и следить за тем, что здесь произойдет.

Он нашел Хильдинга в передней. Я слышал, как Бринкман приглашал Харальда к ним в такси. Входная дверь захлопнулась, и Хильдинг вернулся к нам. Мы снова уселись перед камином с искусственным пламенем.

В общем мы сваляли дурака, что остались. Разговор не клеился. Но мы настолько устали, что не могли подняться и уйти. Силы покинули нас. Мы просто сидели и изредка перекидывались фразами. Хильдинг поставил несколько старых пластинок.

— У тебя есть Бах? — спросил я.

Мне хотелось бы послушать «Музыкальную жертву».

У него не было Баха. Только джаз. Хильдинг не мог похвастаться тонким музыкальным вкусом.

Наконец Ёста встал и откланялся. Было уже около воловины третьего ночи. Его примеру последовал Эрик. Он предложил Ёсте подвезти его в своей машине. Но Ёста хотел немного пройтись. Хильдинг проводил их в переднюю. Я стоял у балконных дверей и смотрел на темный замерзший сад. Из темноты вынырнула машина с желтыми французскими фарами. Она свернула за угол и пронеслась мимо виллы Хильдинга. По саду полоснули ярко-желтые длинные лучи света. На мгновение ожили тени — черные, белые и желтые. И все снова окутал непроницаемый мрак.

20. Турин

Когда я вернулся к вилле Хильдинга, было уже начало третьего. Я остановился на тротуаре возле изгороди и стал смотреть на дом. Мне надо было убедиться, что в данный момент никто не уходит. В гостиной горел свет, но в передней было темно.

Я проскользнул в ворота, быстро дошел до лестницы, ведущей к входной двери, повернул налево и прокрался вдоль стены за угол. Я занял позицию у окна, возможно, того самого окна, через которое Герман Хофстедтер смотрел в конце сентября на Хильдинга и Мэрту. В гостиной было четыре человека. На диване сидели Эрнст Бруберг и Ёста Петерсон, а в креслах — Хильдинг и Эрик Берггрен. Говорил Хильдинг. И при этом размахивал толстой светло-коричневой сигарой. Берггрен пил небольшими глотками минеральную воду. Петерсон сидел, подавшись вперед, и созерцал не то Хильдинга, не то какой-то — предмет у него за спиной. Эрнст, откинувшись на спинку дивана, смотрел в потолок. У него был такой вид, словно мысли его витают где-то очень далеко.

Затем я снова двинулся вперед и подошел к задней стене дома. Шторы перед балконной дверью были задернуты, но между ними остался довольно широкий просвет. Отойдя к живой изгороди, я спрятался за кустами и стал наблюдать за тем, что происходит в гостиной. Я стоял таким образом, что видел спины Хильдинга и Берггрена, а между ними на диване — Петерсона. Теперь мне оставалось только ждать.

Ночь была тихая-претихая. В воздухе отчетливо слышался каждый звук. Небо по-прежнему затягивали облака, тьма была кромешная. Немного потеплело, и из-за туманной мглы стало хуже видно. Я различал лишь предметы, которые находились не дальше нескольких метров от меня. Белел снег. Было градусов мять мороза, когда стоишь неподвижно, этого вполне достаточно, чтобы окоченеть. Прежде чем вернуться сюда, я успел забежать домой и надел толстый шерстяной свитер. Чтобы хоть как-то согреться, я делал приседания, сгибал и разгибал корпус.

Время тянулось бесконечно долго. Наконец минут через пятнадцать гости начали подниматься. На прощание они пожали друг другу руки, Хильдинг вышел в переднюю вместе с Петерсоном и Берггреном, а Эрнст остался и стал ходить взад и вперед по комнате. Потом он подошел к балкону, отодвинул штору и посмотрел во двор. Он стоял на том же месте, где прошлой ночью стоял я. Вдруг я услышал, как за угол поворачивает машина, и в тот же миг плашмя упал на снег. Свет автомобильных фар прорезал изгородь у меня над головой, полоснул по стене дома и снова погас. Машина пронеслась дальше.

Я поднял голову. Эрнст все еще стоял возле балконной двери и смотрел во двор. Меня он не заметил. Он постоял еще немного, а потом повернулся, подошел к дивану и сел. Просвет между шторами стал шире. Теперь я видел всю комнату до самой передней. Мне можно было снова подняться на ноги. Входная дверь отворилась, и до меня донеслись голоса Хильдинга, Петерсона и Берггрена. Потом дверь захлопнулась, и я услышал, как Петерсон и Берггрен направляются к воротам. Они о чем-то говорили, но слов разобрать я не мог. Потом захлопнулась дверца автомобиля, и заработал мотор. Видимо, это был «порше» Берггрена. Он стоял у ворот. Затем я услышал, как кто-то заворачивает за угол и идет по тротуару. Я осторожно подобрался к самой изгороди, чтобы лучше видеть улицу. Это был Ёста Петерсон; он прошел мимо меня и скоро исчез из виду. Я вернулся на прежнее место и снова посмотрел на дом. В просвет между шторами и увидел Эрнста Бруберга, сидящего на диване, и спину Хильдинга — в кресле. Мне больше ничего не оставалось, как ждать. Прошло еще полчаса.