Опасное окружение - [143]

Я закрепила руль так, чтобы он не вращался, и оставила корабль дрейфовать на приливных волнах. Затем, поднатужившись, выкинула труп за борт. Раздался тяжелый плеск, и волны сомкнулись над ним. Я угрюмо ухмыльнулась. Кажется, я начинаю привыкать к убийству. Никаких угрызений совести – только мрачное удовлетворение.

Гарт застонал и пошевелился. Я пощупала его лоб. Он был сухим и очень горячим. Намочив тряпку, я положила ее на лоб.

– Гарт, послушай меня, – проговорила я ему в ухо. – Мне надо спустить тебя вниз, в каюту. Но одной мне не справиться. Помоги мне, Гарт. Встань. Я знаю, что тебе больно, но все же постарайся. Прошу тебя.

Я потянула его за руки. Он застонал и скривился от боли, но сел. Мы все же умудрились спуститься по лестнице и добрались до каюты. Ночь стояла безлунная. Тьма проглотила нас. Я зажгла фонарь, висевший на крюке под потолком, и в его неверном свете все предметы стали загадочными, тени превращались в чудовищ, привычное наполнялось каким-то мистическим смыслом.

Мне предстояло достать пулю из плеча Гарта и зашить дырку в боку, но сегодня, сейчас, я не могла этого сделать. Все, что было в моих силах, – это держать его в тепле и сухости. Я уснула прямо на полу, калачиком свернувшись возле койки.

Пять дней «Морской демон» дрейфовал в океане, а Гарт плавал в сумрачных мирах между жизнью и смертью.

На следующий день после нападения индейцев я решила сама прооперировать Гарта. Он был без сознания. Я понимала, что, если не достану пулю, он умрет. Борясь с подступавшей тошнотой, я разрезала ему плечо и удалила пулю, промыла рану, вымыла самого Гарта холодной морской водой и перевязала. Ночью наступил кризис. Гарт стонал и бредил, звал меня по имени и отдавал приказания людям, жившим только в его воображении.

Я меняла холодные повязки у него на лбу и бормотала слова успокоения.

– Война закончена, – говорила я. – Отдыхай, все будет хорошо.

– Индейцы! – кричал он, порываясь встать. – Пороху! Огонь! Клеймо, клеймо… Клеймо! Слишком поздно. Уходи… Уезжай во Францию.

Я старалась уложить его, но, как бы ни был он сейчас слаб, мне все равно было трудно с ним справиться. Гарт мотал головой и бормотал:

– Элиза. Проклятые… проклятые черные глаза. Маленькая дикая кошка. Дикарка. Огонь. Подстрекательница.

Затем он открыл глаза и совершенно внятно произнес:

– Не хотите ли вина, мадемуазель? Чудный букет. Урожая лучшего года, насколько я помню.

Гарт вздохнул и затрясся.

– Холодно, – проговорил он, клацая зубами. – Холодно. – И вновь закрыл глаза, провалившись в полусмерть-полусон.

Я была на грани отчаяния. Я завернула его во все одеяла, что были на судне, но когда и это не помогло, собрала всю одежду и навалила на него сверху. Наконец я прижалась к нему всем телом, стараясь отдать хоть немного своего тепла.

Я понимала, что нам придется вскоре высадиться на берег, потому что все фляги, кроме одной, остались в лесу, у индейцев. Я с надеждой смотрела на небо, но ничто не предвещало дождя. При мысли о высадке мне становилось страшно. Я скорее согласилась бы без отдыха править шхуной, при условии спокойной погоды, чем решиться еще раз ступить на эту заселенную дикарями землю.

Первые несколько суток я почти не спала. Я пробовала дремать, пока Гарт лежал тихо, но при каждом толчке судна или вскрике Гарта я мгновенно просыпалась. Я понимала, что долго мне не выдержать: невозможно быть и сиделкой, и капитаном, и матросом в одном лице. Пока все складывалось удачно, но стоило налететь шторму, и мы тотчас пойдем ко дну. Я знала, что Гарту будет лучше на суше. Выздоровлению его едва ли способствовала качка. И я наконец решилась. Взяв западный курс, я с нетерпением стала ждать появления на горизонте Флориды.

Как назло, именно сейчас я почувствовала какое-то странное недомогание. То и дело меня рвало. Вот и сейчас, скормив рыбам завтрак, я лежала на палубе, дрожа от озноба, несмотря на солнечный день. Море было довольно спокойным, морской болезни взяться неоткуда. Я сказала себе, что все объясняется усталостью и недосыпанием.

Я спустилась в каюту, посмотреть, как там Гарт. Он скинул покрывала и силился встать.

– Предупреди их! – кричал он. – Скажи им… Слишком поздно. Слишком поздно! Прочь с моей дороги!

Он сдавил ладонями мое горло и стал душить меня.

– Доберись и скажи им! Не останавливайся! Не останавливайся!

Я с трудом расцепила его пальцы.

– Ладно, Гарт. Я их предупрежу. Но тебе надо отдохнуть. Ты понимаешь? Отдохнуть! Лечь на спину и замолчать! Прошу тебя, успокойся. Все будет хорошо.

Гарт, обессиленный, упал на койку. Я села напротив него и тяжко вздохнула. Я не знала, сколько еще смогу выдержать. Он хоть когда-нибудь придет в себя? Не повредился ли у него рассудок? Вдвоем с умалишенным посреди Атлантики! Я не видела выхода. Нервы были на пределе, и я так устала, что с трудом держалась на ногах, и хотела одного – спать.

– Элиза, – звал меня Гарт, – Элиза…

– Да, я здесь.

Он вцепился в мою руку. Глаза его дико сверкали.

– Элиза, не уходи. Я должен тебе кое-что рассказать.

– Тихо, я никуда не ухожу. Что ты хочешь мне рассказать?

– Историю моей жизни, – таинственным шепотом душевнобольного сообщил Гарт. – О дедушке, о Хайлендсе. И о Жоржетте тоже. Ты должна знать о ней. Никогда, никогда не любил. Женщины. Ни одну из них не любил, Элиза. Ты была права. Дед был мальчиком на конюшне. Убежал. Мы поедем туда вместе? Поедем со мной, скажи, что ты поедешь со мной.