Опасная обочина - [36]

Гоняясь за Стародубцевым, Паша один раз даже заплакала, но начальник колонны пререканий не любил и к трудовой дисциплине в условиях, приравненных к Крайнему Северу, впрочем, как и в других условиях, относился очень серьезно.

В этот день «трассовый чай» на трассу подан не был. Пашка конечно же могла бы завести двигатель без ключа, «напрямую», как говорят водители-профессионалы. Но начальник колонны, покинув свой «кабинет» вслед за Пашкой-амазонкой, ничуть не опасаясь урона своего авторитета, самолично отвернул краник двигателя кунга-«зилка» и слил из радиатора всю имевшуюся в наличии воду. Конечно, можно было бы залить в радиатор другую воду, но жест начальника был достаточно серьезным, чтобы можно было ему противостоять, не ожидая серьезных последствий.

Водители, возвращающиеся из дневной смены, встречая по дороге Пашу, не доставившую «трассовый чай», кто с улыбкой, а кто и серьезно спрашивали, почему она загубила такую хорошую традицию, на что Паша недобро стреляла глазами и никому никакого ответа не давала.

В конце концов ей встретился Баранчук.

— Привет, землячка, — буркнул он на ходу и хотел уже было пройти, но что-то его остановило.

Остановилась и Паша. Баранчук глянул на неё с деланной неприветливостью.

— Чего глаза красные? — спросил он.

Тут она совершенно по-детски зашмыгала носом и разревелась второй раз за сегодняшний день.

— Начальник ваш… у-у-у-…. клю-у-учи отобрал… как у девчонки какой….

Баранчук едко усмехнулся, хотя, как и большинство мужчин, не переносил женского плача.

— Какие ключи? — спросил он с участием. — От квартиры, в которой деньги лежат?

— При чем здесь ква-а-ртира?! — ревела Пашка, заливаясь слезами. — От ЗИ-И-ИЛа ключи, от моего…

— А за что?

— Я-а… к нему-у… приставала, чтобы он меня на трассовый са-а-мосвал перевел… а он совсем отобрал… И еще велел к тете Дусе идти…

Баранчук знал характер своего начальника, его мягкий нрав. Однако сердце Эдика от такой несправедливости дрогнуло, а желание быть добрым и сильным нахлынуло исподволь.

— Не беда, — сказал он. — Хочешь, я тебе свой МАЗ отдам?

Глаза у Пашки высохли.

— Как… отдашь?

Баранчук снисходительно улыбнулся изумленной девушке:

— Очень просто. Пошли.

Они двинулись к автопарку. На площадке снова было почти свободно: вторая смена укатила на трассу, лишь стоял у снежного бруствера МАЗ Баранчука да двое водителей, подсвечивая себе переноской, возились под капотом «Татры». Двигатель МАЗа ворчал на малых оборотах.

— Ты когда-нибудь за рулем этого «лайнера» сидела? — спросил Эдуард невзначай.

Девушка на секунду-другую замешкалась с ответом.

— Нет… — едва слышно, но все-таки честно выдохнула она. — А что?

Баранчук спокойно кивнул:

— Да так, ничего. Не волнуйся… — ровным голосом сказал он. — Ты же, как и все мы, водитель-профессионал, а значит, должна сесть за руль любой машины и тут же ехать.

— Конечно, — закивала она, хотя и с тревогой во взоре.

Он распахнул перед ней водительскую дверцу.

— Садись.

— А ты?

— И я.

Он обошел вокруг и сел на место пассажира. Пашка последовала его примеру и довольно ловко забралась в кабину, несмотря на небольшой свой рост и мешковатый полушубок. Маленькими ладошками она уцепилась за руль и подвигала ногами, примериваясь к педалям — достанет ли. Ну до педали сцепления она еще кое-как доставала, до педали тормоза — хуже, а до акселератора — дудки. Тогда она поискала рычаг регулировки сиденья, но там, где она его искала, рычага не оказалось. Пашка вновь с тревогой посмотрела на Эдика. Но Баранчук сидел, спокойно глядя в лобовое стекло, с видом опытного, но доброжелательного инструктора, не замечающего нервной суетливости ученика, тем самым давая ему прийти в себя и без эмоций приступить к делу. Пашка все еще нервно ерзала.

— Я так ехать не могу, — наконец сумрачно сказала она.

Эдуард двумя движениями помог ей, и таким образом все уладилось. Она еще помедлила какое-то время и снова нерешительно посмотрела на шеф-пилота. Но Баранчук безразлично глядел в лобовое стекло, не выказывая никаких признаков давать советы либо еще как-то участвовать в этом зауряднейшем деле.

— Ехать? — спросила Пашка.

— Ехай, — неожиданно для себя произнес Баранчук.

Он и сам удивился своей лексике, но тут же нашел ее корни. Еще в бытность свою учеником, когда он учился «на водителя», был у него инструктор Николай Ефимыч — пожилой, нет, даже старый человек, помнящий времена еще «фордов» и АМО. Так вот, этот Николай Ефимыч, за все время обучения ни разу не крикнул на Эдика, ни разу грубого слова ему не сказал, хотя среди других инструкторов были такие, что брали только криком. Просто у Николая Ефимыча была своя метода. Если Эдик делал что-нибудь неверно, ну, там, создавал «аварийную обстановку» или был близок к ней, Николай Ефимыч нажимал свою, спаренную с водительской педаль тормоза: машина останавливалась, мотор, естественно, глох, а инструктор, уставившись вперед, не произносил ни единого слова. Эдик тупо глядел на инструктора, ожидая дальнейших указаний.

— Ехай, — говорил в таких случаях Николай Ефимыч, и Эдик, пристыженный, но благодарный, поворачивал ключ зажигания.

…Читающий эту страницу, прости за небольшое отступление. А хочешь, скажи спасибо. Но ты должен узнать, что все сказанное выше — бесспорная правда. Более того, Николай Ефимыч — лицо не вымышленное, а такое же реальное, как ты или я, вплоть до имени-отчества, потому что автор этих строк в свое время сам обучался у старого инструктора и благодарен ему за искусство вождения ничуть не меньше, чем Эдуард Баранчук.