Опасная игра - [60]

— Это вы их убили, этих четверых? — спросила она прямо.

— Я? — удивился Кид и улыбнулся.

— Не сердитесь, я знаю, что не должна была спрашивать вас об этом, — смутилась девушка. — Хотя и не понимаю почему. Вы ведь никому об этом никогда не рассказывали, верно? Ни единой душе?

— Нет, никогда. И сейчас не имею особого желания делать это.

Джорджия присела на поваленное дерево, облокотилась о колени, пристроив подбородок в прохладные, мягкие ладони, и принялась беззастенчиво рассматривать Кида — так, как этого никто никогда не делал. Поерзав немного, он взглянул на нее в упор, но, похоже, на девушку это не произвело особого впечатления.

— Ну так как же? — повторила она. — Или мне еще раз спросить?

— Так вы хотите это знать?

— Да, хочу.

Он рассеянно играл ножом, которым только что строгал какую-то палку. Как Джорджия успела заметить, занимался Кид этим, скорее всего, просто для того, чтобы проверить, хорошо ли наточен нож, — блестящее лезвие бесшумно скользило по мягкой древесине, снимая слой за слоем. Прозрачные, кружевные стружки бесшумно падали на землю, тут же мягко сворачиваясь кольцами. Вдруг одним быстрым движением Малыш подбросил нож в воздух. Лезвие быстро-быстро замелькало, слившись в одну серебряную дугу, которая тут же исчезла, когда нож с глухим стуком вошел в землю по самую рукоятку.

— Хорошо сбалансирован, — машинально произнесла девушка.

— Да, это верно.

Он вытащил нож из земли и придирчиво осмотрел блестящее лезвие, которое лишь слегка затуманилось от соприкосновения с влажной землей. Потом медленно и осторожно протер клинок.

— Я спросила вас о тех четверых, — напомнила девушка. — Похоже, вы просто не хотите об этом говорить?

Кид рассмеялся:

— А вы ждете, что я отвечу?

— Ну… в общем, да.

— Тогда объясните почему.

— Потому, что мне кажется, нам с вами нужно поближе узнать друг друга.

Во взгляде Кида отразилось немалое удивление. Он ошарашенно посмотрел на нее, пораженный до глубины души, и внезапно стал казаться еще моложе своих лет. Юношеский румянец на его щеках стал еще гуще. Увидев, как он смутился, Джорджия весело расхохоталась. Однако тут же постаралась взять себя в руки, чтобы не выдать жгучего торжества. Похоже, ей и в самом деле удалось его поразить.

— Ну, по крайней мере, честно, — покачал головой Кид, — как водится между друзьями, верно? Так, значит, вам хочется услышать мою историю?

— Конечно. Еще бы!

— Вы уверены, что это необходимо? — уточнил Кид и опять улыбнулся странной улыбкой, будто подсмеиваясь втихомолку и над ней, и над собой, удивленный, как это он позволил себе так забыться.

— Да, — бестрепетно заявила девушка.

— Ну, — начал он, — существуют ведь еще и газеты. Правда, там обо мне понаписано немало такого, о чем интересно потолковать длинными зимними вечерами, когда в камине уютно потрескивают сухие поленья, а трубки раскурены и беседа льется легко.

Джорджия кивнула:

— Знаю я эти разговоры! Но меня интересует, как было на самом деле.

— А я что-нибудь получу взамен? — вкрадчиво поинтересовался Кид.

— Конечно, а как же? Думаете, у меня мало тайных грехов?

Малыш задумчиво балансировал ножом, держа его на кончике пальца.

— Ну же! — не выдержала Джорджия. — Я жду продолжения. Мы с вами заключили сделку. Вам придется считать меня своим другом.

— Да? — протянул он удивленно, но все так же вежливо.

— Да, потому что я всегда говорю то, что думаю.

Малыш вдруг заморгал, будто глядя на огонь, потом неожиданно спросил:

— Предположим, я расскажу, что случилось с той четверкой. И что тогда? Вы оставите меня в покое?

— А что вы хотите взамен?

— Ничего, — покачал он головой. — Я и так прекрасно знаю, о чем вы хотите рассказать, и у меня нет ни малейшего намерения это слышать.

Она в свою очередь покраснела, но не опустила глаз.

— Первого из них, — начал Кид будто ни в чем не бывало, — звали Турок Реминг. Он был смуглый до черноты, с такими усищами, что они торчали вперед да еще завивались на концах. На лбу у него были три глубокие морщины. Он постоянно улыбался, причем какой-то поистине дьявольской улыбкой. Вскоре я узнал, что этот Турок — профессиональный наемный стрелок, громила и бандит. В то время от него проходу не было людям на шахтах Монтаны…

— А сколько вам было лет? — спросила девушка.

— Господи, да какое это имеет значение? — поморщился он.

— Значит, не больше пятнадцати, — вздохнула она.

— Да, что-то вроде этого. — Похоже, ее настойчивость слегка его раздражала. — С Турком я не особенно торопился. Впрочем, как и со всеми остальными. Ведь моя мать умирала медленно, в страшных мучениях. Отец тоже умер, и до этого я ни разу за все девять лет не видел, чтобы он улыбался. А Пятнашка и Рыжуха?.. Разве они не умирали медленно, день за днем?!

Джорджия слегка поежилась, будто от холода. А Кид между тем продолжил:

— Я устроился на шахту — принялся копать и таскать породу. Кажется, это было в последний раз, когда я зарабатывал себе на жизнь честным трудом! — Он испытующе посмотрел на девушку.

Она ответила ему таким же прямым, открытым и серьезным взглядом.

— И вот, пока я там работал, то все вечера и выходные дни занимался тем, что переводил порох. Благодаря отцу я, можно сказать, вырос с винтовкой в руках, а потом, кроме этого, у меня, видно, был еще и талант. Постепенно люди на шахте начали узнавать меня. Даже приходили полюбоваться, как я стреляю, хлопали в ладоши, когда я попадал, и смеялись, когда пуля пролетала мимо. Надо сказать, что в лагере рудокопов то и дело устраивали соревнования. Стреляли, как вы сами понимаете, во что ни попадя. Но я держался в стороне, пока не убедился, что могу легко всадить пулю, куда надо. Потом дождался, когда как-то субботним вечером Турок тоже решил попробовать свои силы на стрельбище, а заодно и похвастаться своей меткостью. Попасть надо было в бычий глаз, подвешенный меж ветвей дерева. Дерево изрешетили пулями, но задеть мишень удалось только одному Турку. И вот тогда вперед вышел я и с ходу всадил в бычий глаз одну за другой три пули. Не подумайте, что хвастаюсь, я ведь не только с винтовкой так управляюсь, но и из револьвера вряд ли промахнусь. Во всяком случае, ярдов за двадцать. К этому времени туда уже сбежались все, кто только мог. Так вот, всадил я, значит, все эти три пули, куда положено, а потом обернулся и этак, знаете ли, нахально улыбнулся Турку, так, чтобы все это видели. Он аж вспотел от злости. Сначала натужно рассмеялся, видно, рассчитывал превратить все в шутку. Но народ, который толпился вокруг, только молча ждал. Думаю, Турок с радостью пристрелил бы меня на месте, однако не решился.