- Ничего, у нас ему будет хорошо, — заверил сержант без тени сомнения, но и без нажима. — Одевайтесь.
Сергей видел, что Бяша старается держаться непринужденно, даже нагловато, будто все ему нипочем. Но он видел и другое — давалось это Бяше с трудом, с большим напряжением, голос у него подрагивал, срывался. Он почти протрезвел, хотя и покачивался, на лице застыла деланная, жалкая улыбочка.
- Ты меня прости, Серега, ты не держи на меня… — Бяша смотрел как-то виновато и печально, — так получилось, прости.
- Все путем, все путем, — ошалело повторял Сергей чужую, не свойственную ему фразу и тоже улыбался — губы подрагивали.
- Извините, — сказал милиционер на прощание. — И кстати, сходили бы, перед соседкой извинились, а то нехорошо как-то.
Сергей закивал. Но у него свое болело, не до соседки.
- Я с вами, — он схватил с вешалки куртку, — можно ведь?
- Нет-нет, — сказал милиционер строго, давая понять, что дискуссии будут сейчас неуместными, — мы уж сами. Всего доброго.
Они вышли. С лестничной клетки донеслось:
- Не отчаивайся, Серега, встретимся еще! — голос был совсем осипшим, надтреснутым. Потом послышался легкий присвист и неразборчиво: — Опа, опа, жаренные раки, приходите в гости к нам, мы живем в бараке…
Дальше Сергей не расслышал. Он осторожно притворил дверь. Прошел на кухню, сел на стул и уронил голову на согнутые в локтях руки. Долго сидел так и думал. И мысли, вроде, уплывали, не могли связаться, и вспомнилось что-то давнее-давнее, полузабытое, сумбурное, нелепое, где молодой звонкий голос будто на заевшей пластинке повторял с вызовом самому будущему:
"Приходите в гости к нам, приходите…"