Оно вершится… - [8]

Мосточки сменяли лестницы, те переходили в мосточки. Дома эльфов были сплетены из тонких прутьев и затянуты тканями. Жители города, одетые в просторные балахоны всех возможных расцветок, лениво и немного свысока одаривали путников равнодушными взглядами. Альмамон без умолку рассказывал Брокену новости, перечисляя множество имен, совершенно незнакомых Рагнару и Ширлу.

– А потом он ушел на охоту, и вот тогда они…

– Слушай, – прервал рассказчика викинг, сдерживая зевок, – а чего все такие мрачные? Или у вас всегда так?

– М-м… – замялся Альмамон. – У нас недавно случилась пренеприятная история. Похитили Маракуйяну.

– Священный куст? – изумился Брокен.

– Да, – печально кивнул Альмамон. – Неделю назад.

– Кто же это сделал?

– Темные. Хотя они все отрицают, но мы точно знаем – это дело рук Грибера.

– Но зачем? У них же своей целый парк…

– В том-то и дело, что уже нет. Этой весной все померзло. Они просили у нас рассаду, но Яуляй отказал.

– Стоп! – Рагнар вытер лоб рукой. – Может, вы соизволите перевести это все на доступный простым смертным язык? Я ничего не понял.

Ширл поднял указательный палец вверх и кивнул. В Нижних Землях этот жест используют торговцы на массовых распродажах, выражая свое согласие с оглашенной ценой.

– Маракуйяна – священный куст эльфов, – принялся объяснять Брокен. – С начала времен мы выращиваем его на дворцовой площади.

– А чего он, от демонов защищает… или что? – заинтересовался Ширл.

– Нет, он дарует блаженство.

– Вот прямо так? – изумился дракончик.

– Да, – кивнул Брокен. – Достаточно заварить один листик в котле кипятка, и настой готов. Пара глотков вводит в состояние медитации.

– Еще раз, – недовольно нахмурился Рагнар.

– Ну, медитация – это отрешенное состояние, позволяющее проникнуть в суть вещей и обрести гармонию с окружающим миром, – встрял Альмамон.

– Дурман-трава, короче. Я пробовал такую в Землях Восхода. Потом с утра ничего не помнил, но меня уверяли, что я бегал по городу, кукарекал и грозил всем головы пооткусывать.

– Нет, Маракуйяна не затуманивает разум, а, наоборот, просветляет.

– Не знаю, – хмыкнул Рагнар. – Я в образе петуха тоже, наверное, видел какую-то цель. Жаль, не помню какую…

– А Темные – тоже эльфы? – Ширл отвинтил с перевязи Брокена железную бляху и приложил к подбитому глазу.

– Да, это наши очень дальние родственники. Много веков назад они начали поклоняться жукам-короедам и ушли жить в пещеры.

– После такого чая можно и похуже вляпаться.

– Я не знаю причин их поступка, – покачал головой Брокен. – Но как бы там ни было, связь между племенами почти утеряна, мы просто стараемся не замечать друг друга.

– Надо к ним сходить и отобрать куст обратно, – предложил Рагнар.

– Возможно, – засомневался Альмамон. – Только они все отрицают, а наш король не хочет провоцировать конфликт. Тем более что, лишившись отвара, горожане находятся в глубоком унынии. Никто не находит в себе сил предложить выход из ситуации.

Рагнар хмыкнул и покачал головой. Он решил оставить при себе замечания относительно образа жизни эльфов. За время странствий викинг встречал куда более странные обряды и верования.

Тунгусы, например, небольшой народец из Вельветовых гор, свято верят в Бога-Оленя. Они все, как один, ходят на четвереньках и носят на голове рога, привязанные веревками. Высшим признанием для них является посвящение в Орден Упряжки, этих счастливцев соплеменники запрягают в сани.

Мармаландцы из Ущелья Эхо приняли Рагнара за Бога Плодовитости и настаивали на его союзе со всеми девицами племени. Викинг, в общем, не был против, пока не узнал про обет не мыться до рождения первенца, который давала каждая мармаландка в возрасте трех лет.

Даже в его родном Хлюпхольме при посвящении в викинги каждый юноша должен обмазать себя тюленьим жиром и пролежать час на ритуальном покатом камне. Если не соскользнул, значит, угоден богам…

– Пришли. – Брокен указал на большой шатер, увитый вьюном с розовыми ароматными цветами. – Наш королевский дворец.

На небольшой площади перед шатром грустно пустела клумба, вокруг которой стояли несколько эльфов с кружками в руках.

– Скорбят, – шепотом пояснил Альмамон.

Компания пересекла площадь и остановилась перед шатром. Стражи у входа обменялись приветствиями с Брокеном и раздвинули полог.

– Мой король, – громко заявил Альмамон, входя в шатер. – К нам прибыл Брокен Боу с друзьями. Соизволишь принять их?

На плетеном ложе под балдахином лежал эльф в белой тунике. Он медленно поднял на путников полные печали глаза и, не проронив ни слова, вернулся к своему занятию – вождению прутиком по доскам паркета.

* * *

Оказавшись под водой, Абракадабр сделал сальто и превратился в окуня. Розовое тело сверкнуло чешуйчатым боком и шустро устремилось в заросли морской капусты. Пещера на дне Серединного пролива, в которую плыл волшебник, на самом деле находилась не в Эйлории. Она парила в пространстве космоса, являясь связующей точкой для множества материальных миров и не принадлежа ни одному из них.

Абракадабр не любил рыбью оболочку. Без привычных конечностей он чувствовал себя уязвимым и неловким. Однако то место, куда его направляли плавники, требовало соблюдения множества условностей и выполнения правил, установленных задолго до сотворения Эйлории. Промежуточная Канцелярия, незримая организация, ведавшая статистикой всех миров, просто не впускала в себя никого, отличающегося от строго определенной формы. Всего форм было пять, для каждого типа гостей своя. Волшебники, вне зависимости от ранга, могли являться в Канцелярию только в виде скромного окуня. Помощники или ученики волшебников – креветками, гонцы – морскими жужелицами, а сами служители Канцелярии, именуемые Кадастрами, – в виде каракатиц. Еще сюда могли наведаться боги, и для этого им нужно было обернуться черепахой. И всем без исключения было запрещено пользоваться магией. Таким образом, все гости одного типа были уравнены в правах и не могли оказывать влияние на решения, выносимые мудрыми наблюдателями. Вход в Канцелярию охранялся Килтерами, призрачными чудищами с сотней глаз, зубов и щупалец. Любой, кто вторгался в их владения, будь то безобидный рак-отшельник или могущественный друид, должен был вести себя смирно и выполнять все распоряжения стражей. Иначе его просто могли съесть.