Онколига - [3]

Благотворительный фонд Константина Хабенского — http://bfkh.ru/

Благотворительный фонд имени Арины Тубис — fondarina.ru

КНИГА ПЕРВАЯ

СВЕДЕННЫЕ СТЕЗИ

«Если человека нельзя вылечить — это не значит,

что ему нельзя помочь!»

(Нюта Федермессер — врач-онколог)

КОНСТИТУЦИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

СТАТЬЯ 41

— Каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь. Медицинская помощь в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения оказывается гражданам бесплатно за счет средств соответствующего бюджета, страховых взносов, других поступлений.

— В Российской Федерации финансируются федеральные программы охраны и укрепления здоровья населения, принимаются меры по развитию государственной, муниципальной, частной систем здравоохранения, поощряется деятельность, способствующая укреплению здоровья человека, развитию физической культуры и спорта, экологическому и санитарно-эпидемиологическому благополучию.

— Сокрытие должностными лицами фактов и обстоятельств, создающих угрозу для жизни и здоровья людей, влечет за собой ответственность в соответствии с федеральным законом.

СТЫНУВШАЯ КРОВЬ

«Господи милостивый, дай мне спокойствие, научи меня принять то, что я не в силах

изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить и мудрость отличить

одно от другого! Буди милостив мне

грешному! Да будет сие во славу Твою, во

спасение мое, по бесконечному милосердию

твоему, и да будет воля Твоя во веки веков

Аминь!»

— Сестренка, ради Бога…, закройте форточку… — Через силу, стараясь произнести, как можно четче, выдавил из самых глубин, пересиливающих остатки здоровья, страданий совершенно лысый, будто сделанный из серовато-розовато фарфора, мужчина. Опущенные книзу, отяжелевшие верхние веки, прикрывали вымотанный безысходностью взгляд некогда светло — ореховых глаз, не выглядевший при этом волооким, скорее, обескровленным, обездвижимым, прозрачным настолько, что сквозь них просматривался холодок, давно уже «вживавшейся» в его тело, смерти.

Ни один тонко чувствующий человек не способен перенести запросто такого взгляда, оставшись наедине с таким больным, тем более, не обратить внимание на еле слышные стоны.

Совершенное обездушивание и бесчувствие, присущие, некоторым занимаемым не свои места в онкологических диспансерах, клиниках, центрах, медиков, заеденных своими проблемами, своими переживаниями, часто безденежьем, не редко безвыходностью, легли в основание фразы, ставшей ответом:

— Пятьсот рублей…, и я еще и пледик принесу… — Лицо Михалыча нисколько не поменялось, лишь мертвеющий взгляд заблестел, затеплился, глаза улыбнулись, как-то изнутри, на что способны, только совершенно лишенные сил, но полные духом, люди. Мужчина вздохнул, как смог и выдохнул:

— СпасиБог…, лучше сберегу… — «Урод! Сэкономит он! Копейку ему жалко! Пол рожи уже сгнило — одни зеньки и язык, через щеку вываливатся, зубы в оскале, а все экономит… — ссс-беее-реее-гууу… — тьфу!» — медсестра сжала зубы, чтобы не повторить это вслух, но немотивированная злоба все равно выпирала, да и вонь, исходящая от больного уже порядочно достала:

— От тебя воняет, как от помойки, терпи уже! Ты думаешь, что один, а вас таких еще тринадцать на сегодня записано… — И уж совсем прорвало:

— И вообще, кто вам…, какого вы сюда ходите?! И нам жить мешаете, и себя мучаете! Ну вот не боролись бы вы с этой заразой, давно спокойно бы на тот свет отправились бы и все… Детям квартиру бы оставили, а так все на лечение ж наверняка ушло — а на хрена?! Все равно сдохните!..

— Я думал у меня кровь совсем охладела, но она от вашей ненависти к нам еще стыть может… Простите, что не могу поднять ваш прожиточный уровень…, а детей у меня нет, и не было…, впрочем, как и квартиры… — С дырой, вместо щеки понятно говорить крайне сложно, но он медленно, выговаривал, даже скорее, говорил почти мычанием, выталкиваемым слогами, что было более — менее понятно.

— Ты еще и бомж?! Твою….

— Нет… — я честный мент… — На эти слова оба переглянулись, и глядя в глаза друг друга улыбнулись…, каждый о своем…

Небольшая комната, обычная палата химиотерапии в онкодиспансере, рассчитанная на четверых — ничего особенного: несколько систем, под капельницы, столик, пошарканные стены, кафельный пол, не очень ровный потолок, каждую трещинку, которой пациенты знают наизусть, проходящие здесь терапию, люминесцентная лампа, каталка в углу, запах, въевшейся рвоты, оставленные, просверленные взглядами отчаяние и надежды, в виде виртуальных, проникающих в тело стен раковин.

Среди этого единственным движущимся предметом, идентифицируемым живым, было только эта женщина, о которой можно было сказать, как о человеке, уже успевшем превратиться в совершенного циника и непробиваемого безэмоционального существа с часто не соответствующим выражением лица происходящему у нее внутри. Зато выражение глаз было более чем красноречивым:

— Ну а я честный медработник…, другая… в два раза больше попросила бы…

Дверь отворилась, помещение мгновенно наполнилось тяжело, почти со свистом, дышащим полноватым, таким же лысым, как Михалыч, человеком. Блестящая выпуклая неровность черепа, впрочем, шла ему, будто носилась всю их совместную жизнь: