Они - [50]

М. М. холодно смотрел, как сквозь открытое ротовое отверстие и белые, аккуратные роговые выросты, предназначенные для измельчения пищи, прорываются звуки откуда-то из желудка, пищевода и легких, а скорее всего отовсюду сразу, преобразуясь в резкие выталкивания воздуха, сопряженные с подергиванием лица и колыханием воздуха, по которому, как известно, и передаются звуковые волны.

— Ну, дедушка, с тобой все ясно! — сказал Шацкий. — Одно из двух: либо ты не совсем ориентируешься в реальном мире, либо хочешь много денег! Слушай, давай начистоту, без дураков, — предложил Володя, намереваясь приступить к окончательному варианту, который должен решить проблему сейчас же. Этот вариант приберегался напоследок — самый действенный, фактически беспроигрышный, но сопряженный с затратами, его же профессиональная честь требовала, чтобы клиент понес как можно меньше расходов.

И Володя стал выкладывать перед М. М. деньги. Карчин, с которым он по пути созвонился, уполномочил его предложить вполне значительную сумму, но Володя не спешил. Будто карточный игрок, он одну за другой клал купюры, ведя счет, улыбаясь и глядя на М. М.

— Сейчас мы будем играть в игру, как в телевизоре, — сказал Володя, желая побаловать себя по ходу дела. — Я кладу денежки. Ты должен сказать: «ладно, мир!» или «хорошо, поладили!» — это уж как хочешь. Пишешь расписочку — и все друг другом довольны. Но предупреждаю: данное дело стоит некий максимум. Больше оно не стоит ни при каких условиях! Или ты получаешь что-то близкое к этому максимуму, или не успеваешь сказать «стоп», я ничего тебе не даю — и ты остаешься один на один со своей жадностью! Как говорится, угадай мелодию!

Володе уже приходилось играть в эту игру. Как правило, противник тут же спрашивал, боясь ошибиться: а сколько вы собирались дать? И начинался нормальный торг.

Но М. М. промолчал.

Володя выкладывал купюры и вел счет.

М. М. молчал.

Володя начал делать паузы: сейчас, мол, прекращу и заберу все деньги обратно!

На М. М. это никак не действовало.

И тут Шацкий понял, что сейчас действительно прекратит счет и заберет деньги: количество купюр неуклонно приближалось к оговоренному с Карчиным максимуму. Да и неразумно вообще давать столько денег фактически ни за что, дело и так выигрышное!

И тут М. М. встал и вышел из комнаты.

Шацкий даже растерялся.

— Может, ты не понял? — крикнул он. — Приза здесь не будет! Или деньги — или ничего!

Тишина.

Володя собрал деньги, вышел из комнаты, увидел старика в кухне. Тот преспокойно ставил на стол чашку с блюдцем, готовясь к чаепитию.

— Чаю не могу предложить, — сказал М. М. — Не хочу сидеть за одним столом с человеком, которого не уважаю. Кстати, вы, кажется, еще очень молоды. Может, еще не все потеряно?

— Для меня-то? Это для тебя все потеряно! — сказал Шацкий и вышел, очень недовольный собой. Даже не столько своими действиями, которые были безошибочными, сколько последней фразой, прозвучавшей слишком раздраженно и как-то даже по-детски обиженно. Оь знал за собой со школьной поры эту бесконтрольно возникающую обиженность, научился подавлять ее, но иногда вот — прорывалось.

8

Килил сначала хотел взять всё, но передумал: вдруг поймают, тогда не оправдаешься. У него были свои деньги, в старом бумажнике, который он когда-то нашел во дворе возле мусорного бака. (Там же — свидетельство о рождении.) Их должно хватить на дорогу и продукты. Кое-что уже лежало в рюкзаке, вместе с футболкой и парой носков. Может, больше пока не брать? Присмотреть дом, договориться, а потом вернуться за деньгами? Как он будет покупать дом, насчет этого Килил сочинил историю: ехали вместе в поезде с матерью, она заболела, отстала, но скоро тоже приедет, а все деньги у него, поэтому он запросто может сам купить дом. Главное ведь купить и зажить в нем, а там он что-нибудь придумает: мать совсем разболелась, приедет после или еще что-то. Да, но купить надо сразу за деньги? Значит, все-таки брать их? Надо взять. Но не все, половину. Если уж за тысячу можно купить хороший дом, то за пять будет вообще отличный.

Килил отделил половину, обмотал пачку долларов полиэтиленовым пакетом, обвязал бечевкой и привязал к себе, а сумку спрятал обратно. Теперь надо доехать до вокзала. К своему метро возвращаться нельзя, могут поймать. Килил пересек парк, вышел к забору больницы, вдоль него — к пролому, через него мимо гаражей — к домам. Все эти места он знал и вскоре оказался на трамвайной линии, дождался трамвая, вошел в вагон и встал сзади, чтобы всех видеть, доехал до «Войковской», потом на метро до кольца, а потом на «Комсомольскую», к площади трех вокзалов, в том числе и Ярославского, с которого, как он узнал заранее, отправляются поезда на Вологду. В зале, где были кассы на поезда дальнего следования, пришлось отстоять очередь. Килил приподнялся на цыпочки, чтобы казаться выше, и деловито сказал:

— Один до Вологды!

Кассирша даже не удивилась, что он маленький, просто сказала:

— Паспорт.

— У меня там мать болеет, — сердито сказал Килил, — какой паспорт, вы что, не видите, что с ребенком разговариваете? У меня свидетельство о рождении!