Они появляются в полночь - [9]

Он все больше и больше привязывался к Ианте, сердце его было завоевано ее невинностью и безыскусственностью, которая столь резко контрастировала с теми подчеркнутыми и напускными добродетелями женщин его круга, среди которых он искал то, что считал любовью. Он понимал всю нелепость положения, когда английский дворянин, строго соблюдающий обычаи своей страны, женился бы на необразованной гречанке. Но его чувство к этому чудному созданию, почти что сказочной фее, росло. Временами, сделав над собой усилие, он отправлялся в свои археологические прогулки в одиночестве, намереваясь не возвращаться до тех пор, пока не выполнит поставленную перед собой задачу, но каждый раз ему было невмоготу сосредоточиться по-настоящему на древних руинах, которые он собирался исследовать: перед ним постоянно вставал образ той, которая целиком завладела его сердцем и мыслями. Ианте и в голову не приходило, что юный англичанин в нее влюблен, она была как дитя, и ее простодушная натура оставалась такой же, как при их первой встрече. Девушка всегда с видимой неохотой расставалась с Обри, но только потому, что ей больше было не с кем посещать излюбленные места прогулок; так увлекательно было смотреть, как юноша делает зарисовки или расчищает какой-нибудь фрагмент памятника. После разговора с Обри о Вампирах она расспросила родителей о том, правда ли, что Вампиры существуют на самом деле, и те подтвердили, что да, все это правда и никак не выдумка. Вскоре Обри собрался на экскурсию, которая должна была продлиться несколько часов. Когда хозяева услышали, в какое именно место он отправляется, они в один голос попросили его, чтобы он возвращался до наступления темноты, потому что дорога проходит через лес, в который ни один грек ни под каким видом не пойдет после захода солнца. Они утверждали, что в этом лесу Вампиры устраивают свои ночные оргии и что самая тяжкая кара падет на голову того, кто попадется им на пути. Обри, конечно, не воспринял всерьез их предупреждения и даже посмеялся над суевериями греков, но когда увидел, как они ужаснулись его опрометчивой попытке высмеять могущественные силы зла, исчадия преисподней, и понял, что у них от его невежественной храбрости кровь застыла в жилах, он одумался и перестал шутить.

На следующее утро, когда Обри собирал вещи для археологической экскурсии, он с удивлением увидел печальное лицо своего хозяина-грека и подумал, что его вчерашние насмешки над их верой в существование потусторонних сил вселили в них ужас и заставили трепетать за его судьбу. Когда он садился на коня, к нему приблизилась Ианта и очень серьезно попросила вернуться засветло, ибо ночь вновь дает жизнь этим гнусным чудовищам и придает им силы в охоте на людей. Он обещал. Но, окунувшись весь без остатка в поиски, он так увлекся, что слишком поздно осознал, что солнце скоро зайдет, а путь предстоит не близкий. Над горизонтом виднелось небольшое пятнышко, но, как это нередко случается в теплых странах, вскоре оно выросло в огромную черную тучу, и разразилась страшная гроза. Обри наконец вскочил в седло и поскакал к дому, надеясь быстрой ездой наверстать потерянное время, но, к сожалению, ему это не удалось. Читателю, должно быть, известно, что в южных краях жители просто не знают, что такое сумерки: как только солнце село, начинается ночь. Ему удалось отъехать уже довольно далеко, когда вся мощь грозового фронта оказалась как раз над головой юноши: гром грохотал беспрерывно, густой тяжелый ливень пробивался сквозь листву деревьев, а голубые извилистые молнии ударяли в землю, казалось, у самых ног коня, озаряя все вокруг призрачным светом. Внезапно конь так перепугался, что понесся, не разбирая дороги, через чащобу с беспорядочно переплетенными ветвями деревьев и кустов. После долгой и изнурительной скачки животное наконец устало и, тяжело вздымая бока, остановилось. При свете молний Обри увидел стоящую неподалеку небольшую хижину, едва приметную в заваливших ее листьях и сучьях. Он слез с седла и подошел к лачуге в надежде найти там кого-нибудь, кто мог бы, указать ему дорогу до города или по крайней мере дать приют и кров, пока не закончится гроза. Когда он приблизился к жалкому жилищу, гром на мгновение умолк, и он услыхал жалобные женские крики вперемежку с торжествующим издевательским хохотом мужчины, затем последовал один долгий, почти непрерывный, странный звук. Обри остановился в недоумении, но вновь загремели раскаты грома, забарабанил дождь, и тогда юноша с силой потянул на себя дверь. Внутри стояла такая кромешная тьма, что было невозможно что-либо разглядеть, но из темноты доносились те же странные звуки, и он пошел на них. Очевидно, никто не заметил, как он вошел, потому что крики и смех продолжались. Он окликнул таинственных обитателей хижины, но ответа не получил. Вдруг Обри наткнулся на кого-то и обхватил его руками. Тогда раздался возглас:

— Опять ты мешаешь!

Потом громкий хохот, и Обри сцепился с человеком, обладавшим сверхъестественной силой. Юноша, полный решимости бороться до последнего, сражался как мог, но все его усилия были тщетны против этой неведомой силы: его оторвали от земли и со страшной силой швырнули об пол, противник навалился на него, наклонился к его груди и схватил обеими руками за горло. И тогда произошло невероятное: сквозь отверстие в стене, служившее в дневное время окном, в темноту лачуги проник свет многих горящих факелов. Незнакомец прервал свою смертельную игру, мгновенно вскочил на ноги и, бросив добычу, убежал через дверь, раздавался только треск сучьев у него под ногами, пока он продирался через заросли, но вскоре и он стих. Гроза прекратилась. Обри, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, позвал на помощь людей с факелами, те услышали его крики и вошли в хижину. Свет их факелов упал на глинобитные стены лачуги и осветил каждую соломинку на закопченной крыше. Обри попросил, чтобы они разыскали женщину, чьи крики привлекли его внимание во время грозы. Он снова остался в темноте, но каков же был его ужас, когда его снова озарил свет факелов и он увидел неподалеку распростертое тело своей прекрасной спутницы, своей феи, но теперь ее ясные глазки были безжизненны — негодяй убил Ианту. Обри крепко зажмурил глаза в напрасной надежде, что это было лишь видение или плод его воображения, но, открыв снова, увидел прежнюю картину. Лицо ее было смертельно бледным, губы бескровны, но черты, застыв в вечном молчании, не потеряли былого очарования. Шея девушки и грудь были залиты кровью, а на горле виднелись отметины от зубов в том месте, где изверг прокусил сонную артерию. Именно туда указывали все мужчины и кричали, объятые ужасом: