Они появляются в полночь - [102]

— Надо поискать и там! Подождите минутку, пока я что-нибудь накину на себя. Мистер Петерсон ведь запирает комнату? Он несколько раз предупреждал меня, чтобы я не оставлял дверь открытой. Может быть, он не заперся?

— Нет, вечером дверь в его комнату точно была заперта. Я проверил. Каждую ночь я проверяю двери всех спален.

— У кого-нибудь еще есть ключи от этих спален?

— Только у миссис Петерсон. Думаю, у нее есть все ключи. Но она спит у себя в комнате, ее дверь на замке. По крайней мере вечером она была заперта.

— Думаю, мальчика надо поискать именно там. Не испарился же он. Скорее всего у мистера или у миссис Петерсон.

— Если у матери, тогда беспокоиться нечего — у них полное взаимопонимание. Она с ним делает все, — что хочет.

Вдвоем они бросились вверх по лестнице. Дверь в комнату миссис Петерсон была открыта, внутри никого не было, постель нетронута. Они никак не ожидали этого. Дверь в соседнюю комнату — спальню Петерсона — была прикрыта, но не заперта. Толкнув ее, Йорри зажег свет. Но, прежде чем зажегся свет, они услышали из темной комнаты странный, низкий, какой-то хлюпающе-рычащий звук. Зажглась люстра… они увидели на полу всю семью Петерсонов. Отец тихо и неподвижно лежал посередине, рубашка его была изорвана в клочья. Справа, терзая зубами руку отца, скорчился маленький Александр, ладони и щеки его были густо измазаны кровью. С другой стороны к Петерсону припала его жена. Она жадно высасывала у него кровь из раздутой вены на шее. Все ее платье было покрыто кровавыми пятнами. Когда зажегся свет, она подняла голову, ее лицо было маской свирепого, но сытого и довольного демона. Казалось, она раздражена светом и тем, что ей помешали, но была слишком занята насыщением, чтобы понять, что происходит. Женщина снова наклонилась, продолжая пить кровь, а мальчик сердито зарычал. Оверфилд быстро вытолкнул Йорри из комнаты, потушил свет и захлопнул дверь. Потом, схватив Йорри за руку, он потащил его вниз по ступенькам.

— Где телефон? — крикнул доктор. Наконец Йорри, придя в себя, подвел его к аппарату. Доктор рывком поднял трубку.

— Алло! Алло! Центральная? Мне нужен коронер. Нет, я не знаю его номера. Давайте немедленно коронера! Алло! Это коронер? Вы меня слышите? Говорит доктор, доктор Оверфилд. Немедленно выезжайте в имение Филиппа Петерсона. Здесь совершено убийство. Да. Он умер. Кто его убил? Хм. Думаю, наследственность. Не понимаете? Ну правильно, как вам понять! Послушайте. Ему перерезали горло, может быть, осколком стекла, может, чем-нибудь другим. Это вы понимаете? Помните того мальчика, который погиб в этом доме? Приезжайте немедленно, я буду ждать вас.

Доктор повесил трубку. Йорри не отрывая глаз смотрел на него.

— Хозяина всегда очень беспокоил мальчик, — произнес он шепотом.

— Теперь он больше не будет беспокоиться, — отозвался доктор.

Генри Каттнер Маскарад

— Почему ты не понимаешь, — с горечью сказал я Розамунде, — что я не могу так начинать рассказ, ни один издатель его не возьмет…

— Ты скромничаешь, Чарли.

— …отказ будет обоснован обычными вежливыми отговорками типа «ваш-рассказ-вовсе-не-лишен-достоинств-но-в целом-требует-серьезной-переработки». Медовый месяц. Сильная гроза. Огненные стрелы молний пронзают небо. Дождь льет как из ведра. Мы бежим к дому, чтобы укрыться от непогоды. Похоже, это заброшенная психиатрическая лечебница. Стучим в дверь старомодным дверным молотком. Раздаются шаркающие шаги, и неприятного вида псих открывает нам. У него на лице радостное изумление. Он приглашает нас войти и начинает с воодушевлением рассказывать легенду о Вампирах, которые здесь повсюду шныряют. В это мгновение он верит всему, но…

— А у него очень острые зубы? — полюбопытствовала Розамунда.

При свете молнии мы увидели дом. Мы увидели какую-то покосившуюся дверь и постучали в створку орехового дерева, сначала обычно, потом сильнее.

Розамунда предложила:

— Я рекомендую дверной молоток. Это проверенный способ.

Я подошел к двери и постучал старомодным дверным молотком. Послышалось шарканье. Мы с Розамундой переглянулись и улыбнулись друг другу. Она очень красивая. У нас много общего, главным образом нам нравятся незаурядные вещи, поэтому мы прекрасно ладим. В этот миг дверь открылась. В проеме двери перед нами предстал весьма неприятный старик, держащий в худой костлявой руке масляную лампу.

Глядя на его изборожденное морщинами лицо, трудно было понять, что оно выражает: безразличие или удивление. Его клювообразный нос походил на серп, маленькие глазки в тусклом свете лампы были прозрачно зелеными. Зато у него были великолепные густые и жесткие черные волосы. «Такие волосы хороши для покойника», — подумал я.

— Вы посетители? — проскрипел он. — У нас их почти не бывает.

— И поэтому между двумя визитами вы успеваете изрядно проголодаться, — отрезал я, сопровождая Розамунду в холл. В помещении стоял неприятный запах сырости и плесени. Старик, казалось, тоже был насквозь пропитан плесенью. Сильные порывы ветра врывались в дверь. Старик поспешил закрыть ее и поманил нас в гостиную. Он раздвинул старомодные бисерные портьеры, и мы очутились в викторианской эпохе.