Они были не одни - [92]

И бей представил себе, что будут говорить проезжие и прохожие, еще издали увидев со стороны шоссе новую башню:

— Что за прекрасное имение у Каплан-бея! Какая великолепная вилла высится на холме!

И имя Каплан-бея прогремит далеко вокруг, как имя образцового помещика, как имя человека, который умеет жить! Вилла эта останется памятником его величия. Не какая-то жалкая башня, унаследованная от предков, а роскошная современная вилла. Он завещает ее своим наследникам; а они, живя в ней в свое удовольствие, помянут Каплан-бея добрым словом и скажут:

— Мир праху его! Да дарует бог вечное блаженство Каплан-бею за то, что он выстроил для нас такую замечательную виллу!

— Да! Сделаю то, чего не сделали ни мой дед, ни отец! — решительно сказал бей.

— Проживи столько, сколько стоят наши горы, бей! Твой приказ исполнен. Всем крестьянам велено явиться на холм Бели, — вывел бея из мечтаний голос Кара Мустафы.

Кьяхи и староста вернулись сообщить своему господину, что все идет как по маслу. И тут бей увидел из окна множество крестьян; с кирками и лопатами, с топорами, подгоняя лошадей и волов, возвращались они в село. Бей понял, что все они с утра отправились на работу, а теперь, по его приказу, вынуждены возвращаться. Улыбка злобного удовлетворения скользнула по его губам. Потом, будто о чем-то вспомнив, он обратился к старосте:

— Эй, ты, подойди-ка сюда!

Старик медленно подошел и в почтительной позе остановился перед беем:

— Что прикажешь, милостивый бей?

— Послушай! Мне рассказывали, что у вас в селе творятся постыдные вещи. Будто этот разбойник, сын Ндреко Шпати, обесчестил дочку Шоро. Правда это или нет?

Староста смутился, побледнел и не нашелся, что ответить.

— Отвечай же! Зачем хочешь скрыть чужой позор! — грозно прикрикнул на него бей.

— Ну, скажи правду, староста! Что-то уж очень стал ты милостив к Гьике Шпати! — понукал его и Рако Ферра.

— Откуда нам знать, что делают двое, когда остаются наедине? Говорят, что она… что она… — и староста не осмелился закончить свою мысль.

— Ага! А какие меры принял ты, староста? Почему не отправил их в общинное управление? Если ты завтра же этого не сделаешь, я сообщу туда сам, и тогда арестуют не только их, но и тебя возьмут за шиворот и посадят за решетку! И ты вздумал покрывать разбойников, а? Так вот, запомни: чтобы завтра же с утра отправить их в управление!

Нагнав на старосту страху, бей взглянул на свои золотые часы, проверил, заряжен ли револьвер, и вышел на улицу.

Неспокойно было в это утро в селе. Отряженные старостой люди возвращали крестьян с полей, из леса, куда те направились за дровами.

— Неужели бею мало по одному человеку от каждого хозяйства? — негодовали крестьяне.

— Как можно! На холме Бели затевается такое важное дело, и все село должно принять в нем участие! — мрачно шутили некоторые.

— А зачем там понадобились женщины?

— Таков приказ бея! Должны явиться все поголовно — и мужчины и женщины.

Дядя Постол вернулся с пахоты и распряг волов. Привязал их у конюшни, дал им свежескошенной травы. Плуг поставил под навес. Отряхивая с опингов комья черной земли, он сокрушенно бормотал:

— Вымотает он из нас душу, черт его забери! Я уже успел состариться и за всю свою жизнь не помню ни одного счастливого дня. Не забыл я и старого бея — он был не лучше нынешнего. Всем им только бы глумиться над нами! И правильно делают, раз мы все терпим, как бессловесные скоты!

Завязывая тесемки на опингах, дядя Постол так сильно их натянул, что они порвались.

— Не везет мне! С самого утра не повезло, так и весь день пойдет, — горестно вздохнул Постол, стараясь связать порванные тесемки.

— Эй! Дядя Постол! Что ты сегодня так рано кончил пахать? — насмешливо крикнула ему жена Шумара, круглолицая веселая старушка.

— Тебе-то можно шутить! Твой Шумар успел вовремя вспахать поле, ему и горя мало, если бей продержит нас на холме Бели целый день на привязи, словно псов, — мрачно откликнулся на шутку старик.

— Эх, Постол! Сколько раз я твердила и своему муженьку и всем вам: вы, мужчины Дритаса, — вовсе не мужчины! Если бы бею вздумалось, как это бывало в старину, забрать у вас жен и запереть в свой гарем, никто из вас даже и не пикнул бы!

— Правильно говоришь, но что поделать, если у него в руках вся власть? — уныло ответил Постол.

В эту минуту к ним подошел и сам Шумар:

— Ну и прыткая стала моя Шумарица! Вчера весь вечер жужжала, что бей — палач, что кьяхи больше нельзя терпеть, что все мы не мужчины, а тряпки и что единственный настоящий мужчина в селе — это Гьика Ндреко. Ну что ж! Раз ты такая храбрая, поднимись-ка на холм Бели и поговори с беем! Послушаем, что ты ему скажешь!

Подшутив таким образом над женой, дядя Шумар продолжал:

— А что у нас сегодня творится! Пили поехал было на мельницу, его догнали и вернули с дороги! Гьерг отправился в лес за дровами и никак не хотел возвращаться, так у него отобрали топор! Я собирался починить развалившийся забор и только взялся за первый кол, как, гляжу, идет ко мне пойяк. «Дядя Шумар! Бей приказал всем собраться на холме Бели, иди!» — сказал он мне. — «Милый человек, за меня пошел мой Таро, он все сделает лучше. Оставь меня в покое!» — упрашивал я. Куда там! Заставил меня бросить работу. А как было не послушаться? Ведь тому палачу все станет известно.