Они были не одни - [35]

В этом году ранней весной Каплан-бей приезжал в Дритас и прожил в своем поместье целую неделю. Такие наезды совершал он и осенью, после купального сезона на побережье Дурреса. Он привез с собой стройную красавицу, втрое моложе его. С ней и заперся у себя в башне, выходя только погулять. За эту неделю никто из крестьян не осмеливался даже приблизиться к башне. А кьяхи на это время переселились в крестьянские хижины. При бее оставался лишь его верный сеймен Дервиш Лаке, к которому он был особенно привязан. Лаке же носил ему пищу, приготовлявшуюся по очереди крестьянами.

Как аристократические друзья бея, приезжавшие к нему в имение охотиться, так и стройная красавица вовсю расхваливали бею его имение, расположенное в таком живописном месте, на самом берегу озера Преспы; расхваливали кристальные воды озера, тенистые рощи, горы, покрытые густым лесом и можжевельником. «Настоящая Швейцария!» — восхищались они, и только одно вызывало их единодушное осуждение: для такого прекрасного имения, для такого сиятельного человека, как Каплан-бей, вовсе не подходит какая-то старая башня. И где? У самого въезда в село, в близком соседстве с крестьянскими хибарками. Бею следовало бы построить здесь виллу, подобную той, что имелась у него в Швейцарии. И выбрать для нее место повыше, хотя бы на том холме, где стоит хижина какого-то мужика, которой там вовсе не место; с этой виллы открывался бы настолько восхитительный вид, что, сидя там и любуясь окрестностями, можно было бы опьянеть не только от виноградного раки, но и от простой воды.

Внизу огромным блестящим зеркалом расстилалось озеро с живописным островком посреди, вдали высилась длинная цепь гор. Справа над озером, словно носы сказочных кораблей, нависли острые скалы. Вершины гор, казалось, уходили в самое небо. Склоны их поросли густыми буковыми лесами, там и сям перемежавшимися полянами, полными пестрых цветов. Всюду рос вечнозеленый можжевельник. На берегу озера простирался превосходный песчаный пляж, сверкающий галькой, такой же ослепительной, как бусы на прекрасной шейке гостьи бея.

Приглашенные к бею друзья не переставали расхваливать красоты его имения. И Каплан-бей не устоял: в конце концов он решил выстроить здесь прекрасную виллу. О судьбе крестьян он не беспокоился. У них мало земли, и живут они впроголодь. Какая важность! Если понадобится, он снесет их лачуги, чтобы очистить место для виллы. Особенно настаивала на этом его красавица, ради которой он готов был отдать душу.

Поэтому в нынешнем году старую башню уже не ремонтировали, как это делалось в прошлые годы. Только заменили ржавые решётки на окнах, чтобы лучше охранять зерно от воров, — об этом распорядился Кара Мустафа. Особенно крепкие решетки были вставлены в окна первого этажа, где находился амбар. Правда, здесь не было стекол и кошка могла бы пролезть внутрь, но человек — никогда!

Напрасно ломал себе голову Гьика, как бы добраться до зерна. Проделать в стене отверстие? Но разве в такой толстой стене может это удаться? Он посоветовался с Петри, и тот ему только сказал:

— Туда и мыши не пролезть, а нам и думать нечего!

Во время уборки урожая Петри, наблюдая за своим будущим тестем, замечал много такого, что ему приходилось не по душе. Рако Ферра, например, часто сопровождал кьяхи в их походах с гумна на гумно. Он явно старался помогать во всем бею, а не своим братьям крестьянам. В этом можно было убедиться хотя бы на том, что произошло с Эфтимом. Хотя дядя Эфтим божился, что он не утаил для себя ни зернышка, Рако науськивал на него кьяхи:

— Вы должны с него взять еще шиник или хотя бы полшиника, — что было явно несправедливо.

И вот наконец наступил день, когда бей явился к крестьянам. Больше всех хлопотал и старался все тот же Рако Ферра — он-то и помогал кьяхи подготовить бею достойную встречу. Никто в селе, пока не разрешит бей, не имел права приступать к уборке, в то время как для Рако было сделано исключение. Все село умирало с голоду, в то время как семейство Рако уже ело хлеб, выпеченный из муки нового урожая.

На это и еще на многое другое обратил внимание Петри, и в душу его закралось сомнение: честен ли по отношению к крестьянам его будущий тесть? Но Рако Ферра был отцом его любимой Василики, и поэтому Петри должен был относиться к нему с почтением. Впрочем, в селе было немало крестьян, которые почитали Рако Ферра за то, что во всех делах ему сопутствовала удача, за то, что у него был полный мешок денег. И только Гьика, сын Ндреко, открыто его осуждал; сначала он говорил как бы в насмешку, но со временем его осуждение принимало все более резкие формы. Когда Гьика высказывался против бея, он сразу же переходил и на Рако Ферра. Поэтому, когда речь зашла о том, что неплохо бы обчистить амбары бея, Гьика напомнил Петри и об амбарах его будущего тестя, которые мало чем уступали хранилищам самого бея, И, строго говоря, следовало бы пообчистить амбары у них обоих: уж очень они между собой связаны!

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил Гьика.

Но Петри только слегка побледнел и виновато опустил голову.

— Говорю же тебе, что туда и мышь не пролезет, а как же забраться нам да еще вытянуть оттуда зерно?