«Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов - [93]

Кроме того, обвинять меня в попытке улучшить свои имидж на горе людей — это запрещенный прием, удар ниже пояса, удар подлый. Не хочу излишне детализировать эту тему, но не могу не отметить весьма приличную сумму, в которую обошлось мне мое участие в процессах и оплата экспертов, а также бессонные ночи с дикими головными болями и многодневную апатию, которыми сопровождалась каждая встреча с родственниками членов погибшего экипажа.

В те годы Игорь Тюленев был судьей в Пресненском районном суде. Невысокий и худощавый парень держался застенчиво и не ассоциировался с общепринятыми представлениями о судьях. Он рассматривал дело Майи Плисецкой и еще несколько дел с моим участием. Как-то раз он посетовал, что в суде нет бумаги и конвертов. Через пару дней я отправил водителя в суд, и он отвез секретарю Тюленева несколько коробок с бумагой и конвертами. Думаю, что Тюленев догадался, кто облагодетельствовал его. Бывая в Пресненском суде, я не раз заходил к Тюленеву, и мы обсуждали различные правовые проблемы.

Когда исковое заявление было готово, я понес его в суд. Канцелярия оказалась закрыта, и я по обыкновению зашел в кабинет Тюленева. Он поинтересовался, что за дела у меня в суде, и я кратко изложил ситуацию по делу «Курска». Он живо заинтересовался подробностями, выказал возмущение Колкутиным, посмотрел исковое заявление и сказал, что у него нет сомнения по поводу обоснованности иска.

Я сдал исковое заявление (см. приложение № 23) в канцелярию, но повестки в суд не было довольно долго. Узнав, что дело будет рассматривать Тюленев, успокоился: он был известный волокитчик.

На судебное заседание явился представитель Минобороны и «надзирающий» сотрудник Главной военной прокуратуры, представители Колкутина и Козлова не участвовали. Я приобщил к материалам дела альтернативные заключения экспертов, и ничто не предвещало отрицательного решения. Судья удалился в совещательную комнату и через десять минут огласил резолютивную часть решения — в иске отказать.

Привожу только одну цитату из полного текста решения: «Суд рассматривает проведенную пресс-конференцию как опровержение доводов Кузнецова Б. А. в публикациях в СМИ и как публичную научную дискуссию».

Надо ли это понимать в том смысле, что высказывание Виктора Колкутина о том, что я пытаюсь «поднять свой имидж в глазах общественности за счет гибели экипажа АПЛ „Курск“» — это и есть научная дискуссия?

Через некоторое время со слов одного из работников суда я узнал, что Тюленев и уже бывший председатель Пресненского суда Иванов окончили один военно-юридический факультет. Целая группа сотрудников Главной военной прокуратуры сначала несколько дней «убеждала» Тюленева, а затем приготовила мотивировочную часть решения. Мне рассказали, что Тюленев был на крючке у председателя суда за пристрастие к рюмке. Соответствует это истине или нет, точно не знаю, но однажды я встретил судью с тяжкого похмелья. Позже я столкнулся с Тюленевым — он уже работал в Хамовническом суде, вид у него был, как у нашкодившего щенка: он покраснел, засуетился, протянул руку. Я ее «не заметил».

В феврале-марте 2004 года я подготовил жалобу в Московский окружной военный суд на отказ Главной военной прокуратуры в удовлетворении ходатайства о возобновлении предварительного следствия и направил ее по почте. (Приложение № 24) Московский окружной военный суд передал жалобу на рассмотрение в Московский гарнизонный суд.

День 21 апреля 2004 года был ясным и солнечным. В пустом зале за прокурорским столом сидел прокурор — старший военный прокурор отдела 6 Управления надзора Главной военной прокуратуры, полковник юстиции Игорь Шаболтанов, в уголочке пристроился следователь Артур Егиев, уже назначенный на должность первого заместителя военного прокурора Дальневосточного военного округа, получивший это повышение после окончания расследования дела «Курска», председательствовал военный судья Михаил Кудашкин.

Кроме нас с адвокатом Димой Гаврилиным на процессе присутствовала корреспондент «Новой газеты» Елена Милашина.

Елена Милашина.

Меня многое связывает с «Новой газетой», где трудятся мои друзья-приятели Дима Муратов, Леня Никитинский. Здесь работала честная и бесстрашная Аня Политковская. Хороших журналистов в России немало, но честных, бескомпромиссных, неподкупных и бесстрашных — единицы: Сережа Соколов, Вера Челышева, Юра Рост и, конечно же, Лена Милашина. Она писала материалы по «Курску», по Беслану, по делу контр-адмирала Юрия Кличугина о разворовывании российского Военно-морского флота. Вполне заслуженно в октябре 2009 года Лена стала лауреатом ежегодной премии международной правозащитной организации Human Rights Watch, на вручении которой в Нью-Йорке присутствовал и я.

Состязательность в этом процессе носила весьма условный характер. Я предъявил заключения специалистов, заявил ходатайство о приобщении их к материалам дела, кратко пересказал доводы жалобы, выслушал возражения прокурора, а затем ответил на них. Задать вопрос представителю военной прокуратуры судья мне не позволил.

Некоторые доводы прокурора можно было включать в очередную жалобу, настолько они противоречили выводам экспертов и подтверждали мои доводы. Без сомнения, прокурор прошел инструктаж у Колкутина, но, вероятно, предмет, о котором он рассуждал, был для него достаточно сложен, он не все усвоил, много путал, иногда нес откровенную чушь.