Она друг Пушкина была. Часть 2 - [52]

.

Шуваловы поселились в Петербурге. Красивая Текла была представлена императрице.

Она была как-то пышно хороша; руки, шея, глаза, волоса — у неё всё было классически хорошо.[119]

Княгиня Шувалова очень быстро завязала полезные связи, влезла в доверие министра двора Петра Волконского и создала себе и супругу солидное положение в свете. Муж обрастал чинами — церемониймейстер, гофмаршал, затем обер-гофмаршал. Жена — сонмом любовников. Шувалов весьма своеобразно понимал свои обязанности церемониймейстера — когда императрица откушивала чай, он подбегал к буфету и собственноручно делал ей тартинки, намазывал масло на ломтики хлеба. Однажды заметил в одной из дворцовых зал дурно навощённый паркет. Схватил щётку и сам показал полотёрам, как нужно правильно натирать пол. Природа щедро наделила его даром дворецкого, как остроумно подметил П. Долгоруков.

В дневнике Долли 25 февраля 1830 г. появляется первая запись о графине Шуваловой:

Вечер провела в салонах г-жи Шуваловой и г-жи Загряжской. Красивая и улыбчивая Шувалова — добрая и естественная. Это поразительно выделяло её на карнавале среди такого множества женщин, которые мнили себя самыми красивыми и стремились иметь исключительное право на почитание мужчин. Она не очень образованна и изысканна, но обладает большим тактом.

Шувалова сумела быстро войти в компанию Фикельмон. 5 марта Долли с друзьями устраивает прогулку в санях. Среди дам — уже знакомые нам Сенявина, Мейендорф, Аннета и Екатерина Толстые. И прелестная Шувалова со своими поклонниками — Матвеем Виельгорским и Львом Кочубеем.

Мы видим Теклу Шувалову среди самых красивых женщин Петербурга на обеде у австрийской посланницы в марте 1830-го. Это первая встреча Фикельмон с петербургскими дамами в узком кругу. Она ещё не много знает о них. Но первые впечатления благоприятны.

Затем на несколько месяцев Шувалова исчезает из записей Фикельмон, а следовательно, и из её салона — была на сносях, рожала, восстанавливалась после родов. 17 января 1831 г. графиня Текла вновь появляется в свете — на балу у княгини «Мусташ» — Н. П. Голицыной. Той самой, которая будто бы открыла своему внуку Сергею Григорьевичу Голицыну — «Фирсу» — тайну трёх карт. Долли вынуждена часто посещать учтивую и любезную княгиню — отдать уважение её преклонному возрасту, но вечера её очень досадны. 17 января — Натальин день, именины княгини. У именитой княгини собрался весь Петербург во главе с их императорскими величествами. Шувалова, конечно же, не могла пропустить такого события. Долли отметила: Похудела и стала ещё красивее. Все её черты излучают доброту — она написана на её физиономии. Несмотря на то, что не умна, вот уже больше года её любят одновременно три мужчины — Медем, Виельгорский и Лев Кочубей[120]. Все трое — её интимные друзья, и к троим относится с одинаковой добротой. Но, думаю, в ней больше доброжелательности и мягкости, чем кокетства.

В широком сердце Шуваловой хватало места для каждого из этой троицы. Исчезновение одного из них повергло Теклу в уныние: Шувалова вчера тоже была хороша, красивее обычного, — записала Фикельмон 2 марта, после приёма у Станислава Потоцкого. — В лице у неё было нечто меланхолическое, какое-то страдание, но это выражение ей очень идёт. Думаю, что это связано с отъездом Медема в Париж.

Наступил 1832 год. Началась пора карнавалов. Бал следовал за балом. В обществе ощущается усталость от развлечений. Император тоже выглядит утомлённым. И это совсем естественно, замечает Долли, ибо как могут ему нравиться все эти суетные глупцы, ему, который должен заниматься только серьёзными делами, который обременён такими важными заботами! Властное, непобедимое безразличие, холодность петербургского общества приводит Фикельмон в отчаянье. Бал манекенов. Двигаются, танцуют, перебрасываются светскими фразами, без живости, веселья, увлекательных бесед. Равнодушие мужчин к красоте, грации, элегантности очаровательных женщин, с которыми они, словно по обязанности, танцуют. И даже светские флирты уже не занимают общество с прежней силой.

На постоянство в любви Виельгорского к Шуваловой смотрят снисходительно, только потому, что он не похож на обольстителя. Она относится к нему очень по-дружески, но иногда и с досадой и нетерпением, будто устала от его чересчур галантного, словно оберегающего от пересудов внимания. Очарование Теклы — в её добром сердце и прекрасном ровном характере. Она чужда претенциозности светской жизни и всегда одинакова — в манерах и поведении, и в своём будуаре и при дворе. В этом отношении — она настоящий феномен, ибо двор — барометр общества. (Запись после бала у английского посла 14 февраля.)

Что бы ни говорили о Шуваловой — о её ловкости, корыстолюбии, бесчисленных любовниках или обожателях, уже одно это качество, заставляет проникнуться к ней уважением! Даже не особенно жаловавшая Шувалову Смирнова вынуждена была признать в ней ещё одно достоинство:

Я Феклушку не люблю, но она не кутит и никогда не кутила — ни при Зубове, ни при Шувалове.[121]

Светская молва всегда беспощадна к красивым, удачливым и добрым. Но именно это привлекало в Текле графиню Фикельмон — бескорыстное, независтливое, чудесное создание.