Она друг Пушкина была. Часть 2 - [121]

— словно пугалась, что присутствует при чём-то не очень приличном. Затем мы возвращались в других санях, которые двигались несколько вкривь. Завадовский управлял, Завадовская и Пушкина сидели в кузове, а я стоял на запятках. Весьма приятно провели время до обеда. Очень вкусно пообедали в стеклянном павильоне. Потом снова катание на иллюминированных горках. После этого все вернулись в дом, где всё было подготовлено к представлению одной французской комедии, исполненной французскими актёрами. Она была ужасно скучна. Ко всему прочему я очень много пил, так что клонило ко сну и во время спектакля я сладко поспал. Под конец в саду устроили ещё один espuce (вид — франц.) фейерверка, не особенно примечательный. Была музыка, и начали танцевать, однако некоторыми, из-за чрезмерной набожности, это воспринялось не так, как надо. Предаваться во время постов всевозможным безумным глупостям можно, но танцевать грешно. Когда я заметил, что танцы, кажется, не очень уместны, народ стал расходиться. Тогда я тоже ушёл. Так чудесно и приятно провели предобеденное время, и так скучно было после обеда. При этом слишком много претенциозности, некоторые вещи так часто разрушают праздник. Было очень много притворства.

Ещё одно чисто русское развлечение впечатлило князя — охота. Зимой на медведей, весной на волков и лисиц. Читая описание его охотничьих вылазок, я вспомнила князя Клари-Альдрингена. С замиранием сердца слушал он в детстве рассказы отца (посланника в Петербурге) о суровых русских зимах, о катании на санях в тулупах и меховых шапках, об охоте на волков и медведей. Этим, да ещё чаепитиями из огромных самоваров, кажется, и исчерпывались представления западного человека о России.

Дневник Лихтенштейна. 7 марта (23.02):

В 6 утра мы приехали к Пашкову, чтобы от него отправиться на медвежью охоту за Царским Селом. Только мы прибыли туда и заняли позиции, как он (медведь) тут же появился. Я увидел его издалека. Ростген (лицо неустановленное. — С. Б) выстрелил в него и повалил с первого выстрела. Второй медведь находился в 15-ти верстах оттуда. Раненый зверь сначала долго лежал, вдруг медленно поднялся и пошёл на Массова, который выстрелил в него, потом на Галена, затем на меня и наконец был убит — в туловище оказалось 12 пуль.

Князя живо интересовали любые события петербургской жизни. 19 (7) мая в Исаакиевском соборе поднимали очередную колонну. Фридрих с любопытством наблюдал это интересное зрелище. Колонны шлифовались там же, но уже после установки. Этот такой чудовищный труд едва ли будет окончен и через 10 лет. Все колонны — обхватом в 4 сажени и 12 саженей в высоту — сделаны из одного куска гранита. Стоимость каждой, без установки, 100 тысяч рублей.

Лихтенштейн старается поспеть повсюду — на народное гуляние в Екатерингофе по случаю русской Троицы, где, как в прекрасном Пратере, было настоящее столпотворение экипажей; на Английскую набережную, чтобы увидеть поднятие воздушного шара; на службу в соборе Петропавловской крепости по случаю церковного праздника святых Петра и Павла. На этом богослужении разрешалось присутствовать только мужчинам. Фридрих воспользовался возможностью увидеть императорские гробницы и саму крепость. «Она построена очень солидно», — заключает Фридрих после её осмотра.

Но, пожалуй, самая интересная запись — о посещении Арсенала. Лихтенштейн с удивительной компетентностью рассказывает о состоянии русского флота:

24 (12) июня. Перед обедом с двумя датскими морскими офицерами, а также Галеном и Керентловым[249] отправился осматривать Арсенал. Два корабля ещё стояли там — один 44-орудийный фрегат и линейное 110-орудийное судно, которое ещё в октябре[250] было спущено на воду со стапелей, а только в декабре предыдущего было начато. Этот быстрый темп постройки, а также использование строителями непросохшей древесины, отразятся на сроках его эксплуатации — вместо положенных 25 лет корабль просуществует только двенадцать. Но они стремятся поскорее иметь свой флот и должны были пойти на это. Когда император находится в столице, почти ежедневно приходит сюда, чтобы посмотреть, как идёт его строительство. Вообще бессмысленно здесь, в Петербурге, строить корабли, и это происходит только из-за желания пустить пыль в глаза, чтобы можно было сказать: «В Петербурге всё производится!» Нева недостаточно глубока, в результате чего при спуске со стапелей корабли ударяются в дно и получают пробоины. Корабль «Пётр I», который в прошлом месяце был спущен подобным образом, уже никогда не может быть использованным и должен оставаться в Кронштадте. Таким образом, 700 тысяч рублей были выброшены на ветер, и даже одно очень прилично построенное судно оказалось напрасно затраченным трудом. Хотя здесь по этому поводу и пудрят мозги, однако совсем наверняка так оно и есть. Кроме того, необходимо, чтобы корабли из Кронштадта перевозились в море на так называемых «верблюдах», так как там очень мелко, из-за чего каждый раз оказывается повреждённым киль, но это очень дорогое удовольствие. Вообще, сооружённый здесь флот никогда не будет надёжным, ибо, где нет морского торгового мореплавания, не может быть хорошего военно-морского флота. Матросы должны сначала набраться опыта на торговых судах, чтобы могли хорошо служить на военных кораблях. И он никогда не будет процветать здесь, где море 6 месяцев покрыто льдом, а корабли подвержены неблагоприятному воздействию холодов и сухости. Совсем другое дело на Чёрном море. Здание Арсенала очень красиво и хорошо сооружено. Его строители были присланы сюда, в то время как 1500 англичан уже работало здесь. Шефы должны понимать, что делают. Русских рабочих можно было бы использовать более целесообразно в другом месте, а опыт англичан мог бы послужить чем-то вроде питомника для обучения неквалифицированных рабочих, но поступили как раз наоборот