Она была такая хорошая - [15]

Он был тяжелее на пятьдесят фунтов и на двадцать лет моложе, да еще и пьяный, так что Уиллард провозился чуть не полчаса, прежде чем ему удалось оттащить Уайти от покрышки, которую он и его новый дружок «позаимствовали» бог знает где.

Утром — хотя он и был какого-то белесо-мучнистого цвета — Уйти сошел к завтраку вовремя. При галстуке. Тем не менее прошло целых две недели, прежде чем разговор вновь зашел о банковской ссуде, личных сбережениях и собственном деле. И начал его не Уиллард. Как-то субботним днем они с Уайти сидели в гостиной к слушали по радио репортаж, как вдруг Уайти поднялся и, в упор глядя на своего тестя, произнес обвинительную речь: «Вот, значит, как, Уиллард. Один раз оступишься — и прости-прощай новая жизнь!..»

Затем однажды вечером, уже в июне, когда все в доме готовились ко сну, Майра завела было с Уайти разговор о его новой жизни (и ее, кстати, тоже), и это пришлось ему не по душе. Забирая свою Гертруду после сегодняшнего урока, Адольф Мертц поинтересовался — не передумал ли Уайти насчет работы электрика? Дело в том, что один человек из Дрисколл-Фоллс сворачивает дело и по дешевке продает оборудование, грузовик и все прочее. Тут Уайти раздраженно замахнулся брюками и чуть не выбил ей глаз пряжкой ремня. Но он и не думал ее ударить — просто хотел предостеречь, чтобы она не попрекала его тем, в чем он не виноват. С какой стати она болтает об этих планах, когда до их осуществления так далеко? Разве ей не известно, что такое мир бизнеса? На этой стадии об их планах могут знать только он и Уиллард, как бы ее отец ни пытался теперь отвертеться. Если бы дело было в Уайти, он пошел бы в банк хоть завтра. Но Уиллард сперва настропалил его, а теперь отказывается помогать и прямо-таки лишает его уверенности в себе. Да, точно — жизнь в этом доме просто подрывает в нем мужество, так было раньше, и теперь то же самое. Со взрослым человеком обращаются так, словно ему место только в богоугодном заведении. Ясно, он виноват, вали все на него. Но кто плакался, кто жить не мог без папочки только потому, что наступила депрессия и ее муж остался без работы, как, между прочим, и половина страны, черт побери? Кто привел их назад к папочке, который сидит на тепленьком государственном местечке? Кто отказывается ехать с мужем на юг, чтобы начать новую жизнь? Кто? Он? Конечно, всегда он! Только он! И больше никто!

А насчет того, что он ее ударил, — это он говорил, уже вернувшись из кухни с куском льда для ее глаза, — так разве он когда-нибудь хотел сделать ей больно? «Никогда! — кричал он, снова одеваясь. — Никогда в жизни!»

Уиллард влетел в прихожую, когда оскорбленный Уайти во второй раз спускался по лестнице. «Теперь вы тут хоть все стойте день и ночь, — говорил Уайти, застегивая пальто, — и смейтесь надо мной, и судачьте о том, какой я распоследний неудачник, — мне на это наплевать, потому что я ухожу!» По его лицу текли слезы, и вид у него был такой несчастный и удрученный, что Уиллард на миг совершенно растерялся, но тут же его осенило: он понял одну истину, которая ускользала от него все эти пятнадцать лет: «Уайти ни в чем не виноват. Он сам свой злейший враг. Как Джинни».

Но когда Уайти прошел мимо него еще раз — он вернулся на кухню выпить последний глоток их драгоценной воды, если никто не возражает, — Уиллард пропустил беднягу к двери, закрыл за ним задвижку и крикнул вслед: «Ну и уходи, держать не стану. В моем доме я никому не позволю бить мою дочь! И вообще нигде не позволю».

Когда Уайти снова постучал в дверь, было около двух часов ночи. Уиллард вышел в прихожую в пижаме и шлепанцах и на верхней площадке лестницы увидел Майру в ночной рубашке. «По-моему, дождь», — сказала она.

— Больных ног тебе мало? — крикнул Уиллард, задирая голову. — Еще и ослепнуть хочешь?

Уайти потянул колокольчик.

— Но какой смысл, чтобы человек стоял под дождем? Чему это поможет? — сказала она. — А мои ноги тут вообще ни при чем.

— Майра, я отец тебе, а не ему! Пусть себе помокнет! Мне теперь все равно, что ему там поможет или нет!

— Я сама виновата, что начала с ним этот разговор.

— Майра, перестань наговаривать на себя. Слышишь? Ты тут ни при чем! Он во всем виноват!

Тут пришла Берта.

— Если это твоя вина, барышня, тогда ступай тоже помокни немножко.

— Ну, Берта, — сказал Уиллард.

— Так будет справедливо, мистер Кэррол, нравится вам это или нет!

Она удалилась, оставив Уилларда вдвоем с дочерью. Уайти стал колотить в дверь ногами.

— Вот уж точно, умнее ничего не придумаешь, верно, Майра? Лупить в дверь ногой — вот уж действительно умнее не придумаешь!

Так они и стояли в прихожей, а Уайти продолжал лупить в дверь и звонить в звонок.

— Шестнадцать лет, — сказал Уиллард. — Шестнадцать лет одно и то же. И он все валяет дурака…

Через минут пять Уайти успокоился.

— Вот и ладно, — сказал Уиллард. — Так-то лучше. Я не смирюсь с этим, Майра, ни сейчас, ни потом. Теперь он утихомирился, и я открою. И лучше всего нам троим пойти сейчас в гостиную. Пусть мы просидим там до утра, зато окончательно договоримся. Он больше не ударит ни тебя, никого другого!

И он открыл дверь, но Уайти уже не было.