Он же капрал Вудсток - [7]

— Не сомневаюсь в этом, — заулыбался Евгений, наматывая на кулак телефонный шнур. — Поэтому не смею задерживать вас. Надеюсь, вы извините меня за эти мелкие неприятности.

С этими словами он с силой дернул телефонный шнур, вырывая его из аппарата.

— Это для того, чтобы вы не спешили со своей реабилитацией, герр оберст. Я советую вам хорошенько продумать вариант защиты. Думаю, что сердитые господа из гестапо, учитывая близость Позена, приедут сюда не позже чем через час. Они наверняка спросят, куда я ушел. — Он аккуратно стер отпечатки пальцев с телефонной трубки. — Так скажите этим господам, что я иду по следу фюрера. За сим — ауфвидерзейн! Извинить за беспокойство не прошу. Согласитесь, барон, пока еще вы и ваши сыновья эсэсовцы причинили нам гораздо больше беспокойств, чем мы вам.

— Вы меня хотя бы связали, молодой человек...

— Простите, барон, образование не позволяет. Я по возможности избегаю грубого насилия. Ограничусь тем, что суну кляп вам в рот и запру вас в вашей спальне.

— С меня спросят гестаповцы...

— Разберутся. Это их призвание.

— Ох, вы не знаете гестапо.

— Ошибаетесь. Уж кто-кто, а я знаю гестапо слишком хорошо. Ваш «форд» на ходу?

— Я уже давно забыл, как пахнет бензин. Мне отказали в пайке. Не верите, можете заглянуть в гараж.

— Придется позаимствовать одну из ваших лошадей... Прощайте!

Дмитрий и Пупок немало удивились, когда Евгений прискакал в лес на чистокровном скакуне тракененской породы, рослом кауром жеребце, с двумя альпинистскими рюкзаками, набитыми разной снедью. Сбросив рюкзаки к ногам остолбеневших друзей, он соскочил на заиндевелую землю.

— Прощай, дружок, — хлопнул он коня по теплой, чуть влажной шее. — Ты хоть и фриц, а парень хороший! Скачи домой, а то мои голодные приятели, чего доброго, вспомнят о вкусе вареной партизанской конины.

Он хлестнул коня баронским стеком, и тот, всхрапнув, понесся галопом по лесной заснеженной дороге.

Евгений вздохнул, глядя вслед коню:

— Это четвероногое будет спать в отличной теплой конюшне. А вот где мы, горемычные, преклоним голову, одному богу известно!

Димка и Пупок быстро рассовали окорока, консервы, хлеб по заплечным мешкам.

— Тебе, Женьк, видать, здорово повезло, — проговорил Димка, жуя колбасу. — Майн готт! Бутылка коньяку! Погоня будет?

— Будет, — уверенно ответил Евгений. — Главное, думаю, сделано. Отвлек противника ложными действиями. Группенфюрер Рейнефарт снимет свой эсэсовский отряд из Бялоблотского леса и перекинет его в Гронжин-ляс...

Евгений явно наслаждался произведенным эффектом.

— Еще как! В Берлине было слышно. Слава Эдисону! Все решила техника! Я всегда говорил, что в нашем деле вот это серое вещество, — он постучал по лбу, — важнее мускулов. Фантазия художника нужнее знания уставов!

И Евгений, смеясь, на ходу рассказал товарищам о том, что звонил фюреру.

— С этой идеей, ребята, я давно носился, — признался Евгений друзьям. Она пришла мне в голову в первый же наш визит в немецкое поместье. А тут подходящая обстановка; шуметь надо, и чем громче, тем лучше. Я еще в партизанах подбил ребят послать личное письмо Гитлеру по почте из Брянска. Как только я увидел почтовый ящик с имперским гербом, так и загорелся желанием черкнуть пару строк Адольфу. Получилось похоже на письмо запорожских казаков турецкому султану. Смеху было!..

* * *

СС-группенфюрер Гейнц Рейнефарт действовал точно так, как и предположил Евгений Кульчицкий. Сняв батальон СС-«Позен» и отряд по истреблению парашютных десантов из района Бялоблоты — Лендек, он перекинул его к Гронжин-лясу, вызвал подкрепление из эсэсовского училища и гарнизона Позена и начал усиленно прочесывать все леса вокруг поместья герра оберста.

Самого барона фон Югенбурга гестаповцы арестовали и увезли в «черном вороне» в познаньскую цитадель, где его допрашивал лично шеф познаньского отдела «зихерхайтдинст» — СД. Разведгруппа Константа Домбровского вышла таким неожиданным образом из безвыходного положения. Но сам Констант не пришел в восторг, услышав о новой проделке Евгения.

— Пижонский авантюризм! — ворчал он. — Звонить Гитлеру — надо же было додуматься! Воюешь по Дюма. Тоже мне д’Артаньян. Черт знает что! Сумасбродство какое-то!

Однако Константу пришлось признать, что именно «сумасбродству д’Артаньяна», направившему ищеек «гроссфандунга» по ложному следу, обязан он спасением своей группы.

В диверсионно-разведывательной части Евгений Кульчицкий слыл парнем гордым и высокомерным. Но Констант знал: это у Женьки напускное, от застенчивости. Потом он заметил, что Женька действительно стал высокомерен, но только с теми, кто незаслуженно ставил себя по опыту и отваге выше его или на одну доску с ним. В Женьке чрезвычайно сильно развился дух соревнования, вообще отличавший молодых зафронтовых разведчиков. Кроме того, в нем жило и обостренное чувство исключительности, тоже свойственное людям этой редкой профессии, которую они ставили превыше всех прочих военных специальностей: летчика или моряка, танкиста или артиллериста.

— Идя в разведку, — наставлял Константа еще в сорок первом командир диверсионно-разведывательной части, — не бери самого великолепного исполнителя, если он только и умеет, что исполнять чужие приказы. Не бери зубрилу, который назубок знает все уставы, но не видит дальше них. Не бери отличника строевой подготовки, умеющего только пыль поднимать — не на парад идешь. Не бери подхалима. Бери человека самостоятельного, независимого, инициативного, с фантазией. Такие ребята обычно самолюбивы, ершисты, с начальством не ладят, липовых авторитетов не признают, характер у них сложный, а о себе они самого хорошего мнения. Иначе они и не подумали бы идти в нашу отборную часть. Только неумный начальник, опасаясь за свое место, окружает себя посредственностями, льстецами, подхалимами, опасными карьеристами. Начальник деловой и толковый окружает себя людьми блестящих способностей, которые дополняют, а в случае необходимости всегда могут и заменить его.