Он свое получит - [16]

Его охватил прилив нежности к Глории. Она храбрая и умная – редкие качества для женщины.

Закурив сигарету, бросил спичку в блюдце и поднялся.

«Вот оно, наконец-то, – подумал он. – Наконец-то можно сказать, что начало положено. Если повезет, то через двадцать дней я стану обладателем пятидесяти тысяч!»

Если повезет…

III

Вечером шестнадцатого января у гостиницы Лэмсона, что на Шербурн-Бульвар-Уэст, остановилось такси. Водитель вышел и распахнул заднюю дверцу.

Весь день порывистый ветер гнал по небу низкие темные тучи. Лишь теперь он немного утих, и дождь, похожий в желтом свете уличных фонарей на тонкую металлическую сетку, сеял прямо и ровно. В канавах кипели мелкие ручейки, с навеса над витриной аптеки, что примыкала к гостинице, низвергался маленький водопад. Вода глухо барабанила по крыше такси.

Водитель хмуро посмотрел на мокрый блестящий асфальт, сплюнул, поднял глаза. Сквозь двойные стеклянные двери гостиницы тускло просачивался мутный желтоватый свет. К дверям вели шесть истертых грязных ступеней. Не часто доводилось ему возить клиентов к Лэмсону. Он даже не помнил, когда это было в последний раз. У людей, останавливавшихся в этой гостинице, не было денег на такси, они добирались сюда пешком или на автобусе. Это была самая дешевая и грязная гостиница в Лос-Анжелесе – место, куда забредали в поисках крыши над головой либо случайные прохожие, либо выпущенные из тюрьмы мелкие жулики.

Пассажир вышел, сунул в руку таксисту пятидолларовую бумажку и сказал каким-то странным сдавленным голосом:

– Сдачи не надо. Купи себе новую машину. Этой уже на свалку пора.

Таксист так удивился, что высунулся из машины по пояс. Он не рассчитывал получить на чай. Тем более столько. «Вот сумасшедший попался, ей-Богу!»

Он оглядел высокую грузную фигуру клиента в поношенном полушинельного вида пальто и старой темно-коричневой шляпе. На вид ему было лет сорок пять. Полнеющий, хотя и крепко сложенный мужчина со светлыми встопорщенными усами и страшным глубоким шрамом, что тянулся от правого глаза к углу рта. Наверное, от этого шрама кожа на щеке была стянута, а веко правого глаза слегка опущено, что придавало лицу весьма зловещее выражение. В левой руке он держал потрепанный фибровый чемоданчик, в правой – толстую трость с резиновым набалдашником.

– Это все мне? – спросил таксист, тупо глядя на пятерку. – На счетчике доллар двадцать.

– Не нравится, – сказал клиент, – давай обратно! И можешь считать, плакали твои чаевые!

Голос его звучал странно и глухо, словно он что-то держал во рту.

«Может, он из тех, – подумал таксист, – у кого нёба нет?» Он знал, такие люди встречаются. А когда этот тип говорил, у него подворачивалась верхняя губа, обнажая ряд белых блестящих зубов, сильно выступающих вперед, как у лошади. Казалось, они задирают губу и усы вверх, отчего его лицо принимало злобное, прямо-таки кровожадное выражение.

– Ладно, мне-то что, – пробормотал таксист. – Ваша воля, ваши деньги. – И торопливо сунул пятерку в карман. – Спасибо, сэр. – И, помолчав, нерешительно добавил: – Вы что, действительно хотите остановиться в этой дыре? Неподалеку есть одно местечко почище. И ненамного дороже. Да здесь клопы среди бела дня гуляют! Ни на минуту не оставят в покое. А зубы у них – чисто как у крокодила.

– Если не хочешь, чтобы я вдавил твое нюхало в затылок, – рявкнул клиент, – заткнись и не суй его не в свое дело!

Опираясь на палку и слегка прихрамывая, он пересек тротуар, поднялся по ступенькам и исчез за дверью.

Таксист хмуро смотрел ему вслед.

«Да, псих, конечно, – сделал он вывод. – Пять долларов, а сам приехал в такую дыру!» Он покачал головой, размышляя о странных пассажирах, которых доводилось ему возить по городу. Вот и еще один, для коллекции… Он выжал сцепление и поехал по улице.

Внутри гостиница Лэмсона имела еще более жалкий вид.

Три плетеных стула, пыльная пальма в тусклом медном горшке, дырявая циновка из кокосовых волокон да засиженное мухами зеркало – вот и вся обстановка холла. В воздухе витал застоялый запах пота, капустного супа и уборной. Слева от входа располагалась стойка, за которой восседал хозяин гостиницы Лэмсон – толстяк в котелке, лихо сдвинутом на затылок, и в рубашке с короткими рукавами, выставляющей на всеобщее обозрение волосатые, сплошь покрытые татуировкой руки.

Не сдвинувшись с места, Лэмсон осмотрел хромого. Острые маленькие глазки сразу отметили сильный загар на лице, шрам, торчащие усы и хромоту.

– Нужна комната, – сказал хромой и опустил чемодан на пол. – Самая лучшая. Сколько?

Лэмсон глянул через плечо на доску, где висели ключи, моментально произвел в уме какие-то вычисления, наконец решился и выпалил:

– Могу предложить тридцать второй номер. Обычно я никого туда не пускаю. Лучшая комната в отеле. Вам обойдется полтора доллара за ночь.

Хромой вынул бумажник, отделил десятидолларовую бумажку и бросил ее на стойку.

– За четыре дня.

Стараясь ничем не выдавать своего удивления, Лэмсон взял купюру, разгладил ее, осмотрел и, убедившись, что она не фальшивая, бережно сложил квадратиком и сунул в карман для часов. Затем извлек четыре потрепанные долларовые бумажки и неохотно положил их на стойку.