Он между нами жил... - [10]

Следующая моя встреча с А.С. состоялась в Москве в 1945 г. Он тогда вернулся из Ульяновска, где после окончания университета работал на военном заводе и там же женился; я же закончил университет в Свердловске (по специальности «математика», надеясь вернуться на физфак сразу после войны), затем проработал полтора года в научном институте в Свердловске, после чего по вызову академика А.Н.Колмогорова, несколько раз посещавшего Свердловск, вернулся в Москву и поступил в аспирантуру Математического института АН СССР. При этом я продолжал живо интересоваться физикой, в 1944 г. окончил физфак МГУ (дожидаться окончания войны, как я раньше планировал, у меня не хватило терпения) и регулярно посещал руководимый И.Е.Таммом семинар теоретического отдела Физического института АНСССР (ФИАНа) и семинар Л.Д.Ландау в Институте физических проблем. О возвращении Андрея в Москву я узнал от нашего сокурсника П.Е.Кунина, который был тогда аспирантом И.Е.Тамма; позже мне долго казалось, что именно мы с Петей Куниным привели Андрея в ФИАН и познакомили его с Игорем Евгеньевичем (так я и написал в статье в "Природе"). Помимо того, несколько человек говорило мне, что еще раньше Дмитрий Иванович Сахаров, отец Андрея, передал И.Е.Тамму какую-то научную рукопись своего сына через работавшего вместе с Д.И.Сахаровым математика А.М.Лопшица, давно знавшего Игоря Евгеньевича (об этом тоже упоминалось в "Природе"). Теперь, однако, я вижу, что память подвела и меня, и тех, кто говорил мне про А.М.Лопшица — в своих «Воспоминаниях» Андрей пишет, что его отец и сам хорошо знал Тамма и, когда А.С. был еще в Ульяновске, поговорил о нем с Игорем Евгеньевичем (вероятно, по совету П.Е.Кунина). После этого Тамм выслал Андрею вызов в Москву для сдачи экзаменов в аспирантуру (такой же, какой я получил на год раньше от А.Н.Колмогорова; без вызова тогда даже москвичи не могли вернуться в Москву), а Андрей сам послал Тамму из Ульяновска некоторые свои работы. Приехав в Москву, Андрей сразу же пришел к Тамму на квартиру и они долго разговаривали (таким образом, когда мы с Куниным проводили Андрея в ФИАН, он с Таммом уже был знаком). Другая неточность в опубликованных в «Природе» моих воспоминаниях касается вступительного экзамена в аспирантуру ФИАНа — я писал, что в качестве экзамена Игорь Евгеньевич предложил Андрею выступить с докладом на семинаре теоротдела и что состоявшийся затем доклад Андрея и мне, и П.Кунину показался неудачным, а И.Е.Тамму очень понравился, что и было причиной зачисления нашего товарища в аспирантуру. Сам же А.С. пишет, что никакого вступительного экзамена у него вообще не было, а Тамм при первой же встрече у него на квартире сказал Андрею, что берет его в аспирантуру; поэтому описанный мной в «Природе» доклад А.С., по-видимому, был просто первым его докладом на семинаре Игоря Евгеньевича и не имел никакого отношения к приемным экзаменам.

В годы аспирантуры Андрея и в первые годы после ее окончания я часто с ним встречался и много разговаривал (обычно на физические темы); эти разговоры были всегда мне интересны, но иногда позже мне приходилось еще додумывать то, что я от него услышал. Какое-то время мы с А.С. дружно тpудились вместе, составляя рефераты статей по физике из последних выпусков зарубежных журналов для только начавших тогда выходить специальных реферативных сборников (Андрей писал больше рефератов, чем я, так как он тогда очень нуждался в деньгах, но и я активно участвовал в этой работе, считая, что в дальнейшем теоретическая физика станет моей основной специальностью). Летом 1948 г. А.С. с женой и дочкой Таней снимал дачу на канале Москва — Волга недалеко от станции Водники, где лаборатория, в которой я тогда работал, проводила в тот год полевые измерения характеристик атмосферной турбулентности. В то время наша лаборатория состояла всего из пяти человек, и меня, чистого теоретика, также привлекли к участию в измерениях в качестве подсобной рабочей силы. Поэтому я проводил в Водниках много времени и встречался там с Сахаровыми; тогда я ближе узнал Клавдию Алексеевну (Клаву), первую жену А.С., и познакомил их обоих с заведующим моей лабораторией А.М.Обуховым и его женой, с которыми Андрей и Клава быстро подружились и затем часто встречались и в Москве.

В дальнейшем А.С. надолго исчез из моей жизни — он напряженно работал вне Москвы и был практически недосягаем. Я не помню, чтобы в течение нескольких лет я хоть раз видел его. Вспоминаю, однако, что однажды я случайно встретил на улице Клаву и она, как бы торопясь сказать о наболевшем, сразу начала рассказывать мне об их жизни вдали от Москвы. Она жаловалась, что жить там трудно, нет хорошей медицинской помощи для детей, которые много болеют, а затем вдруг воскликнула: "Не знаю, что случилось с Андрюшей. Он начал пить и я не понимаю, как ему помочь". Эти ее слова меня очень поразили и я затем часто их вспоминал. Я хорошо знал, что Андрей практически не пил спиpтного, причем, насколько мне известно, так было начиная со школьных лет и до последнего дня его жизни. Что же тогда означали Клавины слова? Может быть, было какое-то короткое время, когда его начала мучить работа над смертоносным оружием и он пытался заглушить тревогу алкоголем? Или просто как-то раз выпил с приятелями (естественно думать, что в условиях строгой изоляции на "закрытом объекте" кое-кто обязательно должен был выпивать) и так как раньше такого не бывало, то Клава забеспокоилась больше, чем следовало бы? Не знаю, никакой дополнительной информации у меня нет; что я тогда ответил я уже не помню, а затем я снова долго Клаву не видел и тема эта никогда больше в наших разговорах не возникала.