Оливер Кромвель - [62]

Но преувеличение лояльности главных аристократических семей Англии к правлению Кромвеля может ввести в заблуждение. К 1653 году многие из них добровольно отошли от своей традиционной роли правителей английских провинций, другие — насильно отстранены от нее чистками «комиссий по спокойствию», проводимым Бербонским парламентом. В настроении многих дворян еще преобладали предчувствия не только страшных социальных последствий движения к религиозной свободе, но также революционной угрозы, которую они видели в сотрудничестве Кромвеля с армией и которую подчеркивало присутствие в некоторых местностях военных гарнизонов и особенно назначение военных в парламент. Беспокойства по поводу угрозы привычному социальному и политическому устройству страны не исчезали в 50-е годы. Отказ Кромвеля, даже в 1657 году, порвать связи с армией был причиной этого. Однако в провинциальной Англии в этот период умеренные цели Кромвеля по «исцелению и урегулированию» имели больше успеха, чем его идеалистическое занятие религиозной реформацией.

Особенно привлекательным для консервативных имущих людей в управлении Англией Кромвелем было то, что оно исполнило главную свою функцию, которую ожидали от всех правительств ранней современности, — сохранение социального порядка и стабильности. К началу пятидесятых эта задача была совсем непростой. В годы после гражданской войны имел место один из самых долгих и худших экономических кризисов XVI–XVII вв. — из-за скудных урожаев в 1646–1650 гг. Последствия были гибельными: высокие цены на продукты; условия, близкие к голоду; возрастающая нищета, продуктовые беспорядки и (как считали имущие) зарождающееся всеобщее восстание. Кризис усугубила демобилизация солдат, ищущих работу и, помимо всего, тот факт, что слабая система пособий, развивавшаяся в конце XVI и в начале XVII вв., чтобы справиться с подобной ситуацией, была сильно расстроена во время гражданской войны.

Однако в 50-е годы (в каждом исследованном графстве) местные правители умело реагировали на кризис. В Уорвикшире работа мировых судей возросла до крайнего напряжения. Государственные чиновники междуцарствия в три раза больше выполнили работы, относящейся к пособиям для бедных, чем их предшественники во время правления Карла I; в Чешире мировые судьи успешно справились с тяжелой ситуацией, вызванной массовым обнищанием людей в военные и послевоенные годы, а также демобилизацией солдат. Они добились снижения цен на зерно и приняли эффективные меры, исключившие сокрытие его спекулянтами. В обоих этих графствах чиновники умело отреагировали на огромный рост налогообложения за время гражданской войны поиском большей справедливости в распределении налогов, основывая свои требования денег на более точных оценках экономических возможностей налогоплательщиков, что, помимо прочего, способствовало повышению урожаев. Несомненно, дальнейшие исследования пека что совершенно темного мира многих других английских провинций в 50-е годы прояснят картину и откроют факты гораздо менее приятные: коррупцию, непродуктивность и, вероятно, неспособность поддержать хоть на какое-нибудь время правительственную деятельность на уровне, достигнутом в вышеупомянутых графствах. Но, по крайней мере, правительство страны казалось в кромвелсвские времена не хуже, чем в другие периоды XVI–XVII вв., а вероятно, даже лучше. Определенно то, что пока Оливер Кромвель был жив, управление не разрушилось под давлением оппозиции до такой степени, чтобы сделать реставрацию монархического правления неизбежной.

Вклад Кромвеля и Совета в обеспечение стабильности и эффективности управления Англией был, конечно, ограниченным. Их вмешательство в ход реформ было отрывочным, не соответствовало координированной «политике» централизации, у них также не было бюрократического аппарата для ее выполнения. Некоторые недавние исследования показывают, что главное давление на реформу местного управления — как и больших жюри — исходило с мест, а не от протектора и Совета. Кроме того, так как Кромвель не хотел отказываться от целей религиозной реформации, он не исключил всех религиозных радикалов и военных из парламента, даже когда комиссии по миру были перестроены в 1657 году. Однако много раз в этот период он изъявлял желание вернуть традиционным правящим семьям их активную роль в английском правлении, и постепенно некоторые из них откликнулись на это. Важной иллюстрацией к этому может служить способ, которым в период протектората комиссия по миру во многих английских графствах снова стала включать в управление представителей довоенной правящей элиты: Пелхем вернулся в парламент на свое место от Суссекса и Уиндхема, а Латрел и Роджерс — от Сомерсета. Будущие исследования английских провинций 50-х годов, возможно, изменят суждение Дэвида Андердауна, но навряд ли отвергнут его заключение, что к последним годам протектората «английские дворяне могли почувствовать, что они восстанавливали свои силы и независимость, которая традиционно им причиталась»[298]. Кроме того, к огромному расстройству роялистских эмигрантов на континенте, их призывы к национальному восстанию против республики едва ли встречали какой-либо положительный отклик. Вероятно, не просто трусость или благоразумная забота о безопасности их собственности и жизней заставила благосостоятельных английских джентльменов не оказывать больше поддержки ссыльному Карлу Стюарту в 50-е годы, которую их преемники позже оказали роялистским самозванцам — якобинским Стюартам в начале XVIII в. Как и аристократы ганноверской Англии, дворянство кромвелевской Англии осознало, что существующий режим достаточно подходил им и их интересам, чтобы рискнуть всем для отчаянного и опрометчивого предприятия в поддержку неимущих авантюристов Стюарта.