Оливер Кромвель. Его жизнь и политическая деятельность - [12]

Словом, рядом с государством существует общество.

Оно заявляет о себе постоянно. Стоит только стране встревожиться чем-нибудь, как десятки и сотни добровольных ассоциаций образуются в городах и графствах. В одной из этих ассоциаций, между прочим, началась деятельность Кромвеля. В древности эти ассоциации назывались гильдиями. С течением времени они изменили свое наименование, но дух их остался. Этот дух выражается в одном слове – self-reliance (самоопора, самоподдержка).

Эта self-reliance – основа политической и нравственной жизни англичанина. Как нельзя лучше мирится она с принципом добровольной ассоциации. Поэтому Ришелье и Людовик XIV никогда не могли появиться в английской истории. Они, особенно последний, слишком мало уважали человеческую личность. Они всегда смотрели на нее как на средство, один – исключительно величия государства (grandeur d'etat), другой – своего собственного (“L'etat c'est moi”, – говорил Людовик XIV, то есть: государство – это я).

Следовательно, уважая самого себя, англичанин уважает прежде всего свою самодеятельность, неприкосновенность своей личности. Защиту для нее он находил в Великой хартии вольностей (1215 год), в “Прошении о правах” (1628 год), в “Декларации прав” (1688 год). Это – три столпа английской конституции.

Теперь понятно, до какой степени была антинационалъна политика Карла и его министров – Букингема, Страффорда и Лоуда. Карл стремился к произволу. Йоркский совет и верховная комиссия должны были обезличить политическую и общественную жизнь народа. Звездная палата – его духовную и религиозную жизнь. Как централизатор, Карл не мог выносить, чтобы Шотландия была без епископов. Можно привести сотни примеров, когда в его управление королевская администрация незаконно вмешивалась в жизнь общин. Первое столкновение Кромвеля с правительством произошло из-за этого. Особенно архиепископ Лоуд, примас Англии, настаивал на однообразии культа. Диссентер любого направления и оттенка был неприятен ему, прежде всего как диссентер. Мы уже говорили, что шпионы Лоуда врывались в частные дома. Страффорд задумывал учреждение постоянного войска. Что бы сталось тогда с Великой хартией, парламентом, self-reliance'ом?

Английская революция была, таким образом, защитой исторического прошлого, защитой национальных принципов. Мы увидим, что в конце концов у нее появились и новые цели, но эти новые цели появились неожиданно для нее самой.

Еще одно слово на ту же тему о “достоинстве”.

Деспотизм деспотизму рознь. Деспотизм Карла, Букингема и Лоуда был один из самых невозможных. Я уже говорил, что Елизавета Тюдор, несмотря на свои замашки завзятого абсолютиста, умела останавливаться вовремя и всегда соглашалась на уступку, если замечала, что нарушала заветы исторического прошлого нации. Без нужды частных верований, частной жизни Елизавета никогда не затрагивала. Но это еще не все. Елизавета умела воодушевлять людей на великие дела. Сама великая, она искала величия и ценила его. Она обладала чудной способностью гения – воодушевлять людей. “По ее слову всякий становится героем”. Оттого-то даже те, кто подвергался по ее приказанию позорной казни, поднимали на эшафоте свои отрубленные руки с криком: “Во славу нашей королевы”. “Наша королева” была великий человек; каждый чувствовал это, каждый признавал за ней право держаться своей мысли, казнить и миловать. Капризная и себялюбивая, не способная простить Марии Стюарт за то, что та красивее ее, Елизавета такими делами, как борьба с Испанией, оправдывала свой деспотизм в глазах англичан. Да, оправдывала. И почему? Потому лишь, что она каждого англичанина делала выше в его собственных глазах. Наконец, когда она казнила своих врагов, она никогда не издевалась над человеком.

Суть, следовательно, не в строгости, а в том, во имя чего она? как и чем поддерживается? повышает ли она человека или понижает его? Всякий согласится, я думаю, что целая пропасть лежит между строгостью Петра Великого и “курляндца” Бирона. Такая же пропасть была между политикой Елизаветы и Карла Стюарта.

Елизавета вдохновляла людей на великое. Карл, Букингем, Лоуд развращали. И что другое могли они делать? К каким струнам человеческого сердца обращались они, чтобы создать себе сторонников? Они подкупали их. Чего они требовали, когда не могли добиться согласия? Лицемерия. И к этому лицемерию ежеминутно и постоянно вынуждался человек, если хотел добиться хотя бы ничтожного спокойствия в своей личной жизни. Он должен был лицемерить даже в кругу своих домашних. Шпионы Лоуда вторгались внутрь его семейного очага и требовали, чтобы человек лгал на своей вечерней молитве, как лгал он, присутствуя с благоговейным видом на торжественной мессе. Карл подкупал или, по меньшей мере, старался всегда подкупить членов оппозиции. Когда это ему не удавалось, он морил их в тюрьме, презирая их, мучая их, мстя им за то, что они – честные люди. До государственной точки зрения он, к несчастью, не возвышался никогда. У него всегда были личные враги, и он изобретал над ними всевозможные издевательства. “Казни стали жестокими и