Ольга, лесная княгиня - [107]

Если бы он знал… если бы я рассказала ему, пока было не поздно…

Может, он не стал бы брать меня в жены, и гнев моих чуров не настиг бы этот ни в чем не повинный город.

Но в дни перед свадьбой мне это не пришло в голову – уж слишком я была удивлена оборотом дела.

А теперь… я виновата перед ним, но исправить ничего уже нельзя.

В следующие дни мы готовили погребение.

Уцелевшие ратники ополчения разбежались, да и наших убитых надо было хоронить. Распоряжался всем Свенгельд. Видно было, до чего он привычен к этому делу. Краду для Дивислава тоже готовили его люди. Причем они сами знали, как это делается, хотя русь своих хоронит иначе.

Если бы кто-то сказал, что я должна последовать за мужем в Закрадье, я бы не огорчилась.

А куда еще идти мне, отмеченной Навью?

Но ничего такого не ожидалось. Ингвар сказал, что заберет меня с собой в Киев.

Даже погребальные жертвы на краде приносил Свенгельд. Зоряша только стоял рядом. Он был бледен как смерть и казался моложе своих лет. Я старалась на него не смотреть.

Ингвар объявил отрока наследником Дивислава с обязательством почитать его, Ингвара, как родного отца, платить ему дань и участвовать с дружиной в его походах, если он того пожелает. Эту дань предписывалось пока отсылать в Киев, а позже, когда Ингвар переедет жить в Волховец – туда.

Отныне зоричи были включены в державу волховецких князей, а Ульву принадлежала власть над всем Приильменьем.

Для охраны торговых путей и взимания сборов с купцов Ингвар оставил своих людей. Иных юному князю зоричей набирать и вооружать не разрешалось. Возглавляли дружину двое верных Ингвару хирдманов: Гудмунд и Сорогость.

Уцелевшие старейшины зоричей, стоявшие вокруг пылающей крады, а затем восседавшие на поминальном пиру, выглядели мрачно, что и было понятно: им приходилось идти под руку к ненавистным варягам, на деле – к тому самому Ульву конунгу, с которым они столько лет враждовали.

И все же Ингвар обошелся с ними не самым суровым образом. Он ведь мог вовсе истребить княжеский род и всю племенную старейшину, но позволил потомкам Зори-князя выжить и даже сохранить власть. Мог бы нахватать в гнездах вдоль Ловати полона, сколько получится, и продать на Волжский путь, получив огромные деньги прямо сейчас. И я знаю, что такие предложения кое-кто из дружины ему делал. Но он предпочел прирастить за счет земли зоричей свою будущую волховецкую державу и тем увеличить ее мощь. Он понимал, что это далеко не конец его свершений.

Я думала, что теперь Ингвар уведет дружину на Нарову – искать мести за смерть Вальгарда. Правда, не верила, что он ее найдет: ведь близка была зима, и лиходеи наверняка уже убрались за море.

Пока устраивались дела в Зорин-городце, Ингвар съездил к отцу в Волховец: известить о своей победе и договориться насчет кораблей и дружины из Ладоги.

Вернулся он дней через десять.

В княжьей избе в тот вечер был большой шум и попойка до утра.

Оказалось, что Ульв конунг и его родич Хакон ярл уже давным-давно послали корабли к устью Наровы – сразу же, как хитрый Ранди Ворон весной отправил им весть, что Мистина умыкнул дочь Вальгарда и везет в Киев! Уж конечно, Ульв конунг лучше меня понимал, что такие дела надо делать летом, а не дожидаться первого снега. Его родич Фасти привез в Волховец два десятка мечей, захваченных у викингов, а Ингвар доставил их сюда, чтобы взять в Киев и показать Эльге.

Не головы же было тащить!

Теперь она будет знать, что месть за ее отца свершена.

Мне бы тоже следовало этому радоваться – ведь Вальгард был и моим близким родичем. Но меня неприятно поразила эта предусмотрительность Ульва конунга. Он как будто знал все заранее.

Много времени спустя я услышала, что он, наоборот, стремился не допустить встречи киевлян с теми викингами, чтобы те не сумели рассказать, кто их послал в устье Наровы еще прошлой весной…

Но тогда мне было не до провинностей старика Ульва. Моя жизнь была разбита на кусочки, и я даже не представляла пока, что из этих осколков удастся собрать.

Мне едва исполнилось шестнадцать, а со мной уже случились почти все несчастья, возможные для женщины.

Разве что не продали меня за море Хазарское…

Что касается Эльгиного приданого, то оно сохранилось у меня почти нетронутым. Я ведь надеялась, что когда все уляжется, сумею уговорить мужа переслать укладки ей. Также Ингвар велел мне собрать все, что я считаю своим: мое приданое, дары от мужа, людей, которых хочу взять с собой. Он объявил, что заберет в заложники всех младших детей Дивислава.

Я даже обрадовалась этому: мне было легче держать их при себе, чем покинуть на нового князя – еще отрока, и киевскую дружину. В ней были такие рожи…

Держане мы предлагали забрать своих детей и вернуться к ее родичам-полочанам: она ведь была сестрой полоцкого князя, а ссориться с ним сверх необходимого Ингвар не хотел. Две ее старшие дочери уже к тому времени выросли и вышли замуж, она могла бы перебраться жить к ним, но сама решила, что поедет со мной и племянниками.

Сборы заняли гораздо больше времени, чем я рассказываю.

Наступила зима, выпал снег, и установился санный путь. И только тогда мы наконец тронулись вверх по замерзшей Ловати: Ингвар с дружиной и добычей, мы с Держаной и пятью детьми, со всеми нашими пожитками и челядью.