Ольга, княгиня зимних волков - [3]

Через день ладожские старейшины – словене, варяги, чудины – были званы на пир в честь возвращения посольства. Все уже знали, что свадьбы не будет, и голоса звучали приглушенно.

Выяснилось, что у Олава за эти годы родились еще две дочери, но старшей из них сейчас было всего пять лет.

– Конунги поручили мне передать, что если ты пожелаешь, они отдадут тебе любую из этих юных дев, – рассказывал Биргир ярл. – Но и не будут в обиде, если ты сочтешь еще одно десятилетнее ожидание чрезмерным.

– Без княгини нам нельзя еще десять лет, – заговорили старейшины.

Два поколения назад ладожская ветвь потомков Харальда Боезуба утратила звание конунгов и с тех пор считалась подчиненной владыкам Волховца. Звались они воеводами, но между собой ладожане до сих пор называли их своими князьями – и по привычке, и ради самоуважения.

– И также конунги передали тебе некий совет, если будет у тебя желание его выслушать, – продолжал Биргир.

Он говорил на северном языке, но в Ладоге его кое-как понимали не только мальчишки, но и собаки на пристани, а уж старейшины свободно общались на нем, как на родном. Многие и сами вели род от варяжских гостей, когда-то здесь осевших и переженившихся на словенках и чудинках.

– С удовольствием выслушаю совет от конунгов Эйрика и Олава, – учтиво кивнул Альдин-Ингвар.

– У тебя есть возможность подыскать невесту не менее знатную и тоже в родстве с нашими конунгами, причем не так далеко. Тебе известно, что родич Бьёрна конунга, Сверкер конунг, правит южнее твоих земель, на реке Днепр, в городе под названием Сюрнес[3]. У него, как говорят, несколько жен и есть дочери.

– Я знаю Сверкера конунга, хотя не видел его дочерей, – подтвердил Альдин-Ингвар. – Он не показывал их мне, а я не спрашивал, поскольку у меня же есть… была невеста. Но теперь, пожалуй, этот совет придется ко времени.

– Так ты все же сможешь породниться с нашими конунгами, а заодно и со Сверкером, – добавил довольный Биргир. – Я поеду отсюда к нему, и если ты пожелаешь, переговорю с ним об этом деле.

– Еще будет время об этом подумать. У тебя ведь есть и другие поручения к Сверкеру конунгу, надо полагать?

На это Биргир ответил лишь многозначительным взглядом и улыбкой: дескать, позже.

Все привезенные свеями товары сложили в клети при гостином дворе и лишь два тюка, по виду тяжелых, взяли в дом. Тюки были обернуты в промасленную кожу и крепко перевязаны. Через день после пира Биргер пригласил Альдин-Ингвара к себе и упомянул, что привез франкские мечи: не хочет ли ярл взглянуть? Разумеется, ярл хотел – как женщина не откажется взглянуть на сирийские бусы или ромейские шелка, даже если не собирается ничего покупать. Тюк развязали, и на свет явились десяток клинков длиной почти в пару локтей: с коротким череном вместо рукояти, пока без гарды и ножен.

– Это заказ Сверкера конунга. Он пожелал приобрести мечи для своей дружины, и у него есть хорошие мастера, чтобы сделать полный набор[4]. В уплату он посылал собольи меха, которые получал с Волжского пути.

Альдин-Ингвар понимающе кивнул: какие-либо другие товары, кроме соболей, равные этому тюку по стоимости, потянули бы на целый обоз. А тех соболей он помнил, поскольку получал десятую часть при перегрузке – как и любой владелец отрезка торгового пути. Теперь из этих двадцати клинков два причитались ему, и это был такой подарок судьбы, что даже тоска потери отступила.

Прихватив через льняной рушник, он взял клинок и повернулся к оконцу. Клинки еще не были заточены, но понимающие люди знают, что прикосновение пальцев вредит хорошей стали. Ниже будущей рукояти четко виднелись буквы, составлявшие надпись «Ulfberht», со знаками креста в начале и в конце.

– Похоже, что настоящие? – Альдин-Ингвар улыбнулся Биргиру.

– Надеюсь, что так. Хотя ты прав: в последнее время развелось много подделок.

– У нас тут Свеньша с Рановидом такой же скуют: сам Ульфберт не отличит.

– Мастер Ульфберт давно умер. Наверное, теперь кует мечи для дружины Одина… хотя нет, он же был христианином. У нас есть верный человек, который может купить такие вещи. Ты знаешь, наверное, что короли франков запрещают продавать их язычникам?

– А ваш верный человек, как я догадываюсь, христианин?

Биргир снова улыбнулся:

– В торговых делах Кристус полезен. Поэтому непобедим тот конунг, у которого торговые люди – христиане, а дружина почитает Одина. Такой не пропадет и в мирное время, и в военное.

– А я где-то слышал, что Кристус прогонял торговцев подальше от храмов. Выходит, с тех пор он переменил свое мнение и стал покровителем торговли?

Они посмеялись. Потом Биргир пристально взглянул на Альдин-Ингвара:

– Так могу я надеяться, что повезу в Сюрнес и твое поручение? Ну, что мы говорили насчет сватовства? Видишь ли, я хочу вернуться домой еще этим летом, поэтому не могу медлить…

Альдин-Ингвар ответил не сразу. Он молчал, но думал об этом все те дни, что Биргир провел в Ладоге. Не раз ему хотелось спросить у гостя, знает ли тот что-нибудь о дочерях Сверкера – взрослые ли они, от каких матерей, что о них говорят? – но останавливал себя. Это будет пустое любопытство: ведь Биргир, впервые приехавший на Восточный путь, едва ли может знать о делах смолян больше, чем сам Альдин-Ингвар – и живущий куда ближе, и не раз бывавший в той стороне.