Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы - [91]

Шрифт
Интервал

1910–1975

И лица… лица… В них растерянность, отчаяние, воспоминания, боль…"[165]

Хор и соло

"Какие чудные звезды… Когда я гляжу на них, я точно не живу. Они такие чудные, такие дивные, что я не нахожу слов… – записывает 30 марта 1925 года в дневнике пятнадцатилетняя Ольга. – Какой ужасно-ничтожной чувствуешь себя со всеми своими помыслами перед ночным небом… Я благоговею, трепещу перед небом… Иногда как огненной стрелой пронзит мысль: ведь все это вертится, кружится, летит куда-то, все стремится… Тогда я вся замираю, становится страшно. Как мало знают люди! Ведь где-то там, во тьме, рождаются и умирают звезды, создаются новые миры и рушатся старые…"

И взрослая, прошедшая тюрьму, пережившая гибель детей, она напишет:

На Мамисонском перевале
остановились мы на час.
Снега бессмертные сияли,
короной окружая нас.
Не наш, высокий, запредельный
простор, казалось, говорил:
"А я живу без вас, отдельно,
тысячелетьями, как жил".
И диким этим безучастьем
была душа поражена.
И как зенит земного счастья
в душе возникла тишина.
Такая тишина, такое
сошло спокойствие ее,
что думал – ничего не стоит
перешагнуть в небытие.
Что было вечно? Что мгновенно?
Не знаю, и не всё ль равно,
когда с красою неизменной
ты вдруг становишься одно.
Когда такая тишина,
когда собой душа полна,
когда она бесстрашно верит
в один-единственный ответ —
что время бытию не мера,
что смерти не было и нет.
1939–1940

Для человека, душа которого открывается при свете Вечности в ощущении Бессмертия, все перипетии жизни – это путь духовных испытаний, трагическое напоминание, что ты человек из плоти и крови. И когда судьба выводит Ольгу на дорогу непрестанного страдания, знание о том, что "смерти не было и нет", не покидает ее и в блокадные дни, и в минуты полного отчаяния.

Это чувство, не зависящее от ее идей и взглядов, установок и временных представлений, вело Ольгу по жизни и делало из нее поэта. Потом она назовет его Духом Трагедии, который неразлучно с ней. Этот Дух давал ей силы заглянуть в такие бездны, узнавать такую тьму в глубинах человека, которую мало кто мог бы вынести. Вот она описывает блокадную баню и доходит до страшной картины со старухой-паучихой с раздутым животом и лысой головой. А такие же дистрофичные женщины с ненавистью говорят о ней: вот она живет, а "мой помер – молодой, красивый, а такая живет… погиб, а такая живет…". И слыша эти слова, видя эти иссохшие, изуродованные голодом тела, Ольга восклицает: "До какого же ужаса, и отчаяния, и позора докатилось человечество, если его женщины стали такими!.." И завершает: "Все наше поруганное сконцентрировалось в ней. Она сидела в добром луче солнца, с семицветным сиянием над головой, – она сидела, как сама Смерть, сама Война…"

Но среди мира, где люди оказываются в аду при жизни, где легко можно стать нечеловеком, поскольку граница человеческого уже перейдена, миссия художника становится совершенно особой: "Я здесь, чтобы свидетельствовать". Так История спасает своих хроникеров для того, чтобы они никогда не прекращали свой рассказ.

С годами Ольга понимает, что она и сама – часть трагедии Истории, и все, что произошло с ней, больше, чем ее личная трагедия.

Задумав написать о своем граде Китеже – о затопленном Первороссийске, о гибели Мечты, которой была отдана юность ее поколения, она вдруг встречается с реальным героем поэмы, которому выпала такая же судьба: участвовать в уничтожении города-мечты, построенного своими руками. Такое поразительное совпадение привело ее к глубоким размышлениям над сутью всего, что она писала и хотела написать:

"…Мой замысел пришел ко мне, и я его испугалась, – настолько это было мое и уже не мое, – двойник, галлюцинация, чудо, – как же так оно уже отделилось от меня, – еще до того, как я его воплотила? Оно уже существует помимо меня. Но это лишь означает верность ходам моих философских (теперь не побоюсь произнести это слово) суждений и художнических устремлений и планов… Да, "вас Господь сподобил жить в дни мои…", но вот только теперь видно начало подлинной работы – начало подвига… Ведь я – их память и их язык. "Начало подвига. К нему призвал Господь"".

Она уже не каменная дудка из своего юношеского стихотворения, которая беззаботно поет, – через ее дневники транслируется трагический хор множества человеческих голосов. Ее голосом говорит сама история.

Судьбу настоящего поэта распознал в ней Борис Пастернак. Именно "за судьбу" любила ее Ахматова и прощала ей неудачные стихи, которые не простила бы иному. История и судьба – суть ее дневников. Они и стали Главной книгой Ольги Берггольц.

Приключения архива Берггольц Вместо послесловия

Охота за дневниками и перепиской Ольги Берггольц началась сразу же после ее смерти.

Казалось бы, комиссия по наследию поэта руководствовалась самыми благими намерениями и срочно принялась готовить ее наследие для передачи в Центральный архив литературы и искусства Ленинграда.

25 февраля 1976 года в Совет министров летит прошение председателя Союза писателей Ленинграда А. П. Чепурова от имени правления ленинградской писательской организации.

Уважаемые товарищи!

Учитывая, что рукописи, переписка и личный архив покойной писательницы Ольги Федоровны Берггольц представляет литературно-историческую ценность, секретариат правления ленинградской писательской организации просит вас дать указание передать все материалы лит. наследства в архив литературы и искусства Ленинграда


Еще от автора Наталья Александровна Громова
Странники войны

Наталья Громова – писатель, драматург, автор книг о литературном быте двадцатых-тридцатых, военных и послевоенных лет: «Узел. Поэты. Дружбы и разрывы», «Распад. Судьба советского критика», «Эвакуация идет…» Все книги Громовой основаны на обширных архивных материалах и рассказах реальных людей – свидетелей времени.«Странники войны» – свод воспоминаний подростков сороковых – детей писателей, – с первых дней войны оказавшихся в эвакуации в интернате Литфонда в Чистополе. Они будут голодать, мерзнуть и мечтать о возвращении в Москву (думали – вернутся до зимы, а остались на три года!), переживать гибель старших братьев и родителей, убегать на фронт… Но это было и время первой влюбленности, начало дружбы, которая, подобно пушкинской, лицейской, сохранилась на всю жизнь.Книга уникальна тем, что авторы вспоминают то, детское, восприятие жизни на краю общей беды.


Блокадные после

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.


Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы. Из литературного быта конца 20-х–30-х годов

Эта книга о судьбах поэтов в трагические 30‑е годы на фоне жизни Москвы предвоенной поры. В центре повествования, основанного на ранее неизвестных архивных материалах и устных воспоминаниях М. И. Белкиной, Л. Б. Либединской и других современников тех лет, – судьбы поэтов, объединенных дружбой и близкими творческими позициями, но волей судеб оказавшихся на разных полюсах. Главные герои книги – Б. Пастернак, В. Луговской, Н. Тихонов, Д. Петровский, а также знаменитые и незаслуженно забытые поэты и писатели, без которых невозможно полно представить русскую литературу советской эпохи. Издание переработанное и дополненное.


Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

В книге приведены уникальные, ранее не публиковавшиеся материалы, в которых представлена культурная среда начала и середины XX века. В письмах и дневниках содержится рассказ о событиях в жизни Марины Цветаевой, Бориса Бессарабова, Анны Ахматовой, Владимира Маяковского, Даниила Андреева, Бориса Зайцева, Константина Бальмонта, Льва Шестова, Павла Флоренского, Владимира Фаворского, Аллы Тарасовой, Игоря Ильинского и многих-многих других представителей русской интеллигенции.Дан развернутый комментарий, приведены редкие, впервые публикующиеся фотоматериалы.


Ключ. Последняя Москва

Наталья Громова – писатель, историк литературы, исследователь литературного быта 1920–1950-х гг. Ее книги («Узел. Поэты: дружбы и разрывы», «Странники войны. Воспоминания детей писателей», «Скатерть Лидии Либединской») основаны на частных архивах, дневниках и живых беседах с реальными людьми.«Ключ. Последняя Москва» – книга об исчезнувшей Москве, которую можно найти только на старых картах, и о времени, которое никуда не уходит. Здесь много героев – без них не случилась бы вся эта история, но главный – сам автор.


Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах

Роман философа Льва Шестова и поэтессы Варвары Малахиевой-Мирович протекал в мире литературы – беседы о Шекспире, Канте, Ницше и Достоевском – и так и остался в письмах друг к другу. История любви к Варваре Григорьевне, трудные отношения с ее сестрой Анастасией становятся своеобразным прологом к «философии трагедии» Шестова и проливают свет на то, что подвигло его к экзистенциализму, – именно об этом белом пятне в биографии философа и рассказывает историк и прозаик Наталья Громова в новой книге «Потусторонний друг». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Рекомендуем почитать
Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.


Господин Пруст

Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.


Бетховен

Биография великого композитора Людвига ван Бетховена.


Август

Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.


На берегах Невы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Александр Блок и его время

«Пушкин был русским Возрождением, Блок — русским романтизмом. Он был другой, чем на фотографиях. Какая-то печаль, которую я увидела тогда в его облике, никогда больше не была мной увидена и никогда не была забыта».Н. Берберова. «Курсив мой».


Агата Кристи. Свидетель обвинения

Александр Ливергант – литературовед, переводчик, главный редактор журнала «Иностранная литература», профессор РГГУ. Автор биографий Редьярда Киплинга, Сомерсета Моэма, Оскара Уайльда, Скотта Фицджеральда, Генри Миллера, Грэма Грина, Вирджинии Вулф, Пэлема Гренвилла Вудхауса. «Агата Кристи: свидетель обвинения» – первый на русском языке портрет знаменитого, самого читаемого автора детективных романов и рассказов. Под изобретательным пером Агаты Кристи классический детектив достиг невиданных высот; разгадки преступления в ее романах всегда непредсказуемы. Долгая, необычайно насыщенная жизнь, необъятное по объему творчество создательницы легендарных сыщиков Эркюля Пуаро и мисс Марпл – казалось бы, редкий пример благополучия.


Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

1902 год. Австрия. Тироль… Русская студентка Сорбонны Лиза Дьяконова уходит одна гулять в горы и не возвращается. Только через месяц местный пастух находит ее тело на краю уступа водопада. Она была голая, одежда лежала рядом. В дорожном сундучке Дьяконовой обнаружат рукопись, озаглавленную “Дневник русской женщины”. Дневник будет опубликован и вызовет шквал откликов. Василий Розанов назовет его лучшим произведением в отечественной литературе, написанным женщиной. Павел Басинский на материале “Дневника” и архива Дьяконовой построил “невымышленный роман” о судьбе одной из первых русских феминисток, пытавшейся что-то доказать миру…


Тарковские. Осколки зеркала

Марина Арсеньевна – дочь поэта Арсения Тарковского и сестра кинорежиссера Андрея Тарковского – пишет об истории семьи, о детстве, о судьбе родителей и сложном диалоге отца и сына – Арсения и Андрея Тарковских, который они вели всю жизнь. «Я пришла к убеждению, что в своих рассказах-воспоминаниях должна говорить всю правду, какой бы горькой она ни была. Осколки, когда их берешь в руки, больно ранят, но иначе не сложить того зеркала, перед которым прошла жизнь моих близких». Марина Тарковская.