Оленьи сказки - [13]

Суп Руты пах вкусно, так вкусно, что охотник забыл о цели своего визита до тех пор, пока ложка не ударилась о пустое дно миски. Он поднял глаза, чтобы снова поблагодарить, и встретился взглядом с Рутой.

– И почему меня окружают одни обжоры?

– Здоровому мужчине – здоровый аппетит. – Йонас широко улыбнулся, но Рута лишь покачала головой.

– Так о чем ты хотел поговорить?

Он задумчиво почесал подбородок. После плотного ужина мысли разбега́лись, и сейчас он был готов поболтать о чем угодно или просто помолчать под треск поленьев.

– Йонас, уже поздно, у тебя что-то срочное?

Грубоватый голос Руты привел его в чувства, и он выпрямил спину, резко вдохнув, чтобы прогнать дрему.

– Нет, но это важно. Скажи, ты не замечала в лесу чего-нибудь странного?

– Странного? – Рута приподняла бровь.

– Да, я не знаю, как это объяснить, но ведь ты лесничая, ты знаешь, как и что должно происходить, и поэтому я подумал…

Йонас замялся. Она смотрела на него так, будто он говорил полнейшую чушь, и он сам с каждой секундой терял былую уверенность.

– Знаешь, – внезапно взгляд Руты смягчился, – было кое-что странное. В октябре вдруг разразилась сильная гроза, это большая редкость. Но в остальном все в порядке, насколько мне известно.

– А после грозы? Может, было что-то еще?

– Йонас, если тебе не хватает приключений, можешь взять книгу. Только будь с ней осторожным, пожалуйста.

Йонас прикрыл глаза. Он возлагал много надежд на этот разговор, но Рута ничего не знала, тема совсем не интересовала ее, и это значило только одно: в лесу действительно не происходило ничего, и зацепки нужно искать в другом месте.

– Как-нибудь потом, а теперь мне пора. Спасибо за все.

Йонас поднялся и ощутил всю тяжесть своего тела. Уходить из теплого уютного дома не хотелось, но, к сожалению, на ночь у лесничей он рассчитывать не мог. Мокрый плащ не успел обсохнуть, и надевать его на согревшееся тело было особенно неприятно. Он двигался нарочито медленно – не для того, чтобы вызвать жалость, а для того, чтобы хоть немного оттянуть момент встречи с холодным осенним дождем.

– Йонас, подожди минутку.

Он резко обернулся: неожиданные слова Руты могли значить что угодно, от приглашения остаться до ответа на его вопрос.

– Да?

– Куда ты направляешься?

– Думаю, что в город. А почему ты спрашиваешь?

Рута выглядела странно: она словно пыталась одновременно хмуриться и улыбаться. Бледные пальцы крепко сжимали кухонное полотенце. Она облизнула губы.

– Ты не мог бы зайти к сапожнику? Я, понимаешь, поругалась с ним на днях, а скоро зима, нужны новые сапоги.

– Да, мог бы, конечно. – Йонас растерялся: прежде Рута никогда ни о чем его не просила. – Только мне нужны мерки, и я зайду завтра же.

– Разумеется, мерки и деньги я тебе дам, только не говори ему про меня, он старый плут, а мне совсем не хочется неприятностей.

Йонас вдруг почувствовал себя очень важным. Именно к нему обратилась Рута, он теперь был ее помощником и защитником, и, пусть он не делил с ней постель, это было гораздо важнее. Она доверяла ему.

– Спасибо, Йонас, я перед тобой в долгу, – сказала Рута ему вслед, и он гордо расправил плечи. В этот вечер ему повезло, и это был добрый знак.

Когда с утра Йонас бодрым шагом направился в город, он все еще не мог забыть, как женственно и нежно выглядела Рута, когда просила у него об одолжении. Она казалась совсем беззащитной, и, пусть это дело касалось всего лишь сапожника, Йонаса пробирала гордость.

Сапожника он знал. Пожилой господин действительно отличался склочным характером, и многие подмастерья не выдерживали его нрава. Но в своем деле он не знал равных, и его услугами не брезговали пользоваться даже знатные особы. С годами он стал медлительнее, но качество его работы оставалось прежним.

Его дом вместе с мастерской находился на оживленной улице, так что Йонас опустил голову вниз и надвинул капюшон. Сапожника звали Азуолас, могучий дуб, и, возможно, в молодости он вполне оправдывал свое имя. Даже сейчас, когда он прихрамывал и горбился, в нем чувствовались отголоски былой стати.

Йонас постучал, но ответа не последовало, и тогда он рискнул войти.

– Добрый день.

– Где же он добрый? Ветер завывает, как раненая собака, а от этой сырости ломит кости. – Пожилой господин вошел в комнату и смерил Йонаса взглядом. – Впрочем вам, молодым, что ни день, то добрый. Зачем пришел?

– Я хотел заказать у вас сапоги.

– Ясное дело, что не пироги. Мерки давай. И учти, что я сильно занят, так что быстро работу не сделаю.

Йонас протянул листок, который ему дала Рута, и перевел взгляд с сапожника на окно. С этим человеком не составляло труда поругаться, и, если бы он пришел сюда не по просьбе Руты, давно бы сделал это.

– Слушай, ты не крепыш, конечно, но неужели нога у тебя такая маленькая? – Азуолас усмехнулся, а Йонас сжал зубы, чтобы не выругаться.

– Это для моей сестры.

– Да не смущайся ты, я же шучу. Покраснел весь, как рак вареный. Тебя как звать, кстати? Я тебя не помню, а я тут почти всех знаю.

Раздражение уступило место растерянности: назвать свое имя он не мог, но почему-то не подумал об этом прежде.

– Я, эм, Вилкас.

– Хорошо, Эмвилкас, у тебя деньги-то есть? Я сейчас в долг не делаю, больно много развелось хромых и больных, а мне материал покупать не на что.