Олеко Дундич - [35]

Свободно и легко дышалось Дундичу в этот осенний день. Ему не надо было выдавать себя ни за прибалтийского барона, ни за грузинского князя, не надо было улыбаться, когда сердце кипело гневом, не надо было прикидываться другом в разговоре с врагом.

Конармейцы ехали по проспекту Революции. По обе стороны его толпились люди. Среди них Сашко заметил веснушчатого мальчишку в большом картузе. Увидев Сорокового, он широко раскрыл свои большие черные глаза и замер от удивления.

— Примазались, проклятые! — в сердцах произнес мальчик. Он решил, что надо немедля сообщить о беляках старшему командиру, едущему впереди колонны.

— Дяденька, а дяденька! — произнес он полушепотом. — К вам беляки затесались!

— Какие беляки? Покажь.

Мальчик показал. Командир рассмеялся:

— Это — Сашко Сороковой, отважный конник, а рядом с ним — Красный Дундич.

— Какой «красный»? Я его третьего дня среди белых в Воронеже видел. Честное слово, не вру!

— А кто тебя в брехне винит? Ты правду говоришь, мальчик. Оба они в Воронеже были, белыми представлялись, а на самом деле — красные.

Когда конники спешились, мальчик подошел к Дундичу.

Дундич сразу его узнал.

— А, старый знакомый, здраво! Как звать?

— Шуркой.

— Хорошее имя. У меня в Колдаирове племянник, его Шуриком зовут. Говоришь, в конницу хочешь. А не боишься, что голову тебе в бою снимут?

— Не боюсь. Я ее спрячу. У меня седло есть…

— А конь?

— Пока нету, но достану. Достал седло — добуду и коня.

— Люблю таких! — воскликнул Дундич. — Дай, парень, руку и прыгай ко мне в седло.

Городской театр был переполнен. Воронеж чествовал своих освободителей — героев красной конницы. О каждом из них, о его боевых заслугах коротко говорил Буденный.

— Герой из героев, — сказал комкор, представляя собравшимся Дундича. — Помните, как на прошлой неделе паниковали в Воронеже шкуровцы? Им казалось, что на них напал целый кавалерийский полк. А в городе вместе с Дундичем было всего лишь пятеро сорвиголов.

Дундич поднялся на сцену. Зал встретил его дружными аплодисментами. Многие из тех, кто присутствовали на этой встрече, впервые увидели человека из далекой Сербии, совершившего в их городе беспримерный подвиг.

В перерыве, когда Дундич вышел в фойе, люди окружили его тесным кольцом, жали руки. Дундич пожалел, что нет с ним в театре Марийки. Ему хотелось, чтобы в эти минуты она находилась рядом с ним, разделяла его радость и радость тех, кто так горячо приветствует его друзей конников.

Он собирался вместе с Марийкой пойти на торжественное заседание, она вынула из чемодана новое платье — подарок Олеко в день их свадьбы, но вдруг у нее закружилась голова. Марийка почувствовала себя плохо. Дундич решил остаться дома, но перед началом заседания пришел адъютант комкора и передал, что Буденный ждет его в театре.

На концерте, устроенном в честь бойцов и командиров конного корпуса, Олеко не остался. Из театра он помчался к Марийке.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, подкручивая фитиль керосиновой лампы.

— Ваня, ты опять дрался? — с тревогой в голосе спросила Марийка. — Тебя ранило?

— Что ты? Я был в театре, на собрании.

— Откуда же кровь на лице?

Дундич подошел к зеркалу, взглянул на себя и расхохотался: на лице были следы губной помады.

Больше ни о чем Марийка не спрашивала.

— Ревнуешь? Думаешь…

— Ничего не думаю. Если любят и клянутся в верности, то так не поступают!

Все объяснила вернувшаяся с концерта Надежда Ивановна Буденная. Буденные жили в одном доме с Дундичами и дружили семьями.

Надежда Ивановна рассказала о собрании в театре, о том, как после выступления Буденного, тепло говорившего о Дундиче, мужчины, женщины жали герою руки, обнимали, целовали.

— Оттого и след остался на лице, — сказала Буденная. — Тут, Марийка, не ревновать — радоваться надо. Твоего мужа все любят, а он тебя — больше всех на свете.

Кусочек сахару

В тот день, когда в семью советских городов был возвращен Воронеж, Ленин, пристально следивший за битвой на Южном фронте, выступил в Москве перед слушателями Свердловского коммунистического университета, уходившими на фронт.

— Победа под Орлом и Воронежем, — заявил Владимир Ильич, — где преследование неприятеля продолжается, показала, что и здесь, как и под Петроградом, перелом наступил. Но нам надо, чтобы наше наступление из мелкого и частичного было превращено в массовое, огромное, доводящее победу до конца.

Ленинские слова о массовом, огромном наступлении были подхвачены бойцами конного корпуса. Преследуя белую конницу, буденновцы вышли на другой берег Дона. Впереди лежала Касторная — крупный железнодорожный узел, расположенный на стыке двух белых армий — Добровольческой и Донской. Сюда устремились красные конники.

Накануне решающих боев в село Стадницу, где находился штаб корпуса, прибыл всероссийский староста — Михаил Иванович Калинин. Из Воронежа на фронт он отправился вместе с председателем ЦИК Украины Григорием Ивановичем Петровским. Ехали без охраны. В нескольких километрах от штаба корпуса их остановил конный разъезд 6-й дивизии. И гости, и те, кто их остановил, не были уверены друг в друге. Калинин думал: «Не белые ли это?», а бойцам гости показались буржуями, бежавшими из Воронежа к белым.