Олеко Дундич - [31]

Потом Дундич поинтересовался, читал ли капитан телеграмму, которую Шкуро послал после взятия Харькова. Ее не в пятнадцать минут, а в одну секунду передали. Вся депеша Шкуро в ставку состояла из одного слова — «крошу».

Эти сведения из биографии Шкуро Дундич вычитал в журнале «Донская волна». Номер журнала приберегла для него Марийка. На первой странице был напечатан большой портрет. Под ним подпись: полковник Андрей Шкура.

— Не помните, ваше сиятельство, как звучала фамилия его превосходительства в Персии? — спросил вдруг капитан.

«Ловит меня на крючок», — подумал Дундич.

— Причем тут Персия, дорогой капитан? Вас, должно быть, интересуют метрики его превосходительства? По ним у него неблагозвучная фамилия: букву «а» пришлось обрубить и на ее место поставить букву «о». Операция несложная, но зато Шкуро — это уже не Шкура!

— Да, одна буква все меняет. — Капитан посмотрел на часы: пятнадцать минут прошло.

Пожилой унтер-офицер, сидевший у аппарата, сообщил в штаб корпуса, кто находится на проводе, и попросил к аппарату генерала Шкуро. Воронеж ответил, что командир корпуса подойти сейчас не может и разговор по его поручению будет вести начальник штаба.

— Передайте, — диктовал Дундич телеграфисту, — что седьмой гусарский полк группы генерала Савельева прибыл в распоряжение генерала Шкуро и ждет приказаний его превосходительства.

— Раскройте полевую карту, — последовал ответ. — Найдите железнодорожную станцию Графская. На нее не идите. Наши части уходят из Графской. Держитесь на одиннадцать верст ниже и следуйте форсированным маршем до станции Отрожка. Ясно?

— Ясно, господин полковник, — последовал ответ.

Разговор не закончился. Из-под ловких пальцев телеграфиста продолжала ползти лента.

— К вам, ваше сиятельство, вопрос, — сказал телеграфист. — Воронеж интересуется самочувствием Виктора Захаровича.

— Виктор Захарович? — удивленно пожал плечами «князь». — В Грузии так не принято. У нас всех — и больших и маленьких начальников — или по имени, или по фамилии называют. Пусть господин полковник назовет фамилию, тогда я отвечу.

Телеграфист не успел передать ответ «князя» — Воронеж снова повторил свой вопрос. Дундич быстро сообразил, о ком идет речь.

— Самочувствие его превосходительства прекрасное, — диктовал «князь». — Генерал Савельев надеется вместе с их превосходительством отпраздновать Новый год в белокаменной Москве.

В третий раз вопрос о самочувствии Виктора Захаровича не был задан. Так Дундич случайно узнал имя и отчество «своего» генерала.

— До скорой встречи, — бросил Дундич, покидая дивизионный узел связи. Он торопился к Буденному. В кабинете комкора он застал начальника полевого штаба Степана Андреевича Зотова.

— Ясно, — сказал Семен Михайлович, когда Дундич доложил ему о своих переговорах по прямому проводу. — Кадеты стягивают силы к городу. Теперь надо разведать систему обороны, узнать, как охраняются подступы к переправам.

— Дозвольте, я сбегаю, — загорелся Дундич. — Воронеж мне знаком. С неделю в гостинице «Бристоль» жил, когда мы из Одессы отступали.

— Ты, Ваня, устал. Тебе отдохнуть надо.

— Для меня, товарищ комкор, поездка в Воронеж — лучший отдых. Дозвольте — сбегаю.

— Ну, ладно, сбегай. Разузнай систему обороны, расположение огневых точек, наличие конных и пеших сил. А напоследок… — Буденный сделал паузу, — занеси небольшое послание Шкуро. Хотел по почте послать или через пленных передать — ненадежно. Гарантии нет, что к адресату попадет. Письмо мы вчера с Зотовым на досуге сочинили…

— Тут столько смеху было, — подхватил Зотов, — когда Семен Михайлович диктовал послание к Шкуре. Оно на манер письма запорожцев к турецкому султану написано. Прочтет Шкура, разъярится, вылезет из своего логова, а это нам на руку.

— А для Мамонтова ничего нет? — спросил Дундич.

— В Воронеже его не найдешь, — ответил Зотов. — Есть сведения, что два медведя не ужились в одной берлоге. Мамонтов в ставку уехал.

Буденный протянул Дундичу синий пакет. На конверте каллиграфическим почерком было написано: «Генерал-майору А. Г. Шкуро, лично, совершенно секретно».

Во вражеском логове

Пятеро всадников продолжали свой путь. Вдали маячили огни большого города. Неожиданно из темноты, неподалеку от моста, переброшенного через реку, их окликнул сиплый, простуженный голос:

— Стой! Пропуск!

Несколько шкуровцев, в лихо заломленных мохнатых папахах с кокардами, преградили путь всадникам, ехавшим в город.

— Та що вы, здурилы чи ослиплы? Нэ бачитэ, хто идэ? — и Шпитальный применил свой излюбленный прием: чиркнул спичкой. Вспыхнувший огонь вмиг осветил шитые золотом погоны штабс-капитана.

— Кто вы такие? — процедил сквозь зубы «штабс-капитан». — Мне некогда с вами разговаривать. Еду по вызову к генералу Шкуро.

— Езжай хоть к самому командующему армией Сидорину, а пароль назови.

— «Пушка», — выпалил Дундич (пароль он узнал от казака, перешедшего утром линию фронта, хотя и не был уверен в правильности пароля — перебежчик мог и обмануть).

— Отзыв — «Пашковская», — ответил казак.

— А ну-ка, верный служака, назови, кто в этой станице родился.

Урядник замялся.

— Не знаешь? В Пашковской родился генерал Шкуро. Вот скажу генералу, что ты его биографией не интересуешься, он с тебя…